Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Расставание с Наташей как с консультантом он, как ему казалось, считал вполне обоснованным, но на самом деле причина была в другом. Майор изо всех сил старался не думать о том, что в основе такого решения лежит отнюдь не ее статус свидетеля, а его собственная ревность, с которой он не смог справиться, и это выводило его из себя.
Мысли о причастности Кумарчи к убийству и пропаже из квартиры жертвы ценного предмета старины тоже не давали Звягину покоя. Тем более что оперативники так и не смогли установить личность человека, чьи отпечатки пальцев также были найдены на месте преступления. Им мог оказаться абсолютно любой человек от участкового врача до соседа, забежавшего на чашку чая. Правда, и Наташа, и соседи убитого утверждали, что Мигунов был человеком замкнутым и в дом пускал только своих, которых можно было по пальцам пересчитать. И даже врача на дом никогда не вызывал, предпочитая добираться до клиники, находясь в любом состоянии.
Не давали покоя Звягину еще несколько моментов. То самое орудие убийства, которое так и не нашли. И отсутствующие следы борьбы в квартире Мигунова. Выходило, что Мигунов сам впустил убийцу в дом и наверняка не ожидал нападения. Все это, несмотря на крепкое алиби Кумарчи, вопило о том, что он о чем-то недоговаривает.
Звягин встал со стула и поймал правым глазом солнечный луч, выскочивший из-за занавески.
Майор поморщился ‒ бессонная ночь в его-то годы уже бесследно не проходила. Он вышел из кабинета, закрыл дверь на ключ и направился к начальнику следственного отдела, чтобы получить разрешение на обыск антикварного магазина «Фенестра». Если именно Кумарчи грохнул-таки старика чем-то тяжелым по голове, то поискать что-нибудь интересное стоило именно там.
Сам же Эдик сразу после допроса в полиции отправился прямиком на Арбат. Ехать нужно было недолго, всего три станции на метро.
Завалившись в угол вагона, Эдик упал на сиденье и закрыл глаза, чтобы никого не видеть, не слышать и хоть как-то постараться сосредоточиться на том, что случилось за последние несколько дней. Он бы с удовольствием выбросил все из головы, но прекрасно понимал, что сразу переключиться на повседневные дела у него не получится, поскольку ум и разум жестоко бунтовали. Все, что произошло, непостижимым образом зрительно сплелось между собой: и смерть дяди Миши, и ночь, проведенная с Наташей, и даже лицо следователя, который только и ждал, чтобы объявить Эдика убийцей. Даже теперь, закрыв глаза, он пытался упорядочить все образы, усмирить свои эмоции и научиться жить дальше.
Доехав до станции метро «Смоленская», он вышел в город и по подземному переходу перешел на противоположную сторону Смоленской-Сенной площади, оказавшись в самом конце пешеходного Арбата. Зашел в «Макдоналдс», но быстро покинул его, так ничего и не купив ‒ голод, оказавшись в вихре вкусных запахов, тут же уступил место тошноте.
Подходя к магазину, еще издалека Эдик заметил нечто необычное. Дверь его магазина была окаймлена мягкой поролоновой рамкой шириной в пять сантиметров. Никакого функционала поролон не нес, Эдик прилепил его к двери исключительно ради украшения из-за мягкого темно-красного оттенка, что, по его мнению, придавало фасаду «Фенестры» магический вид. Сам поролон крепился к двери с помощью липкого слоя и благополучно пережил три года, но сейчас его на месте не оказалось.
– Это что такое, – пробормотал Эдик, замедляя шаг. – Какого…
Обрывки красного цвета он увидел, когда подошел ближе. Они лежали возле стены соседнего здания вместе со сметенным туда мусором.
Эдик подошел ближе, поднял кусок поролона, приложил к нему палец, который тут же прилип. Клеевое покрытие даже спустя несколько лет оставалось в порядке, ни жар, ни холод его не победили, даже цвет на поблек. Поролон не мог сам по себе отвалиться от двери. Кто-то его нарочно оторвал.
Эдик открыл дверь ключом, зашел внутрь и остановился. Все вроде бы находилось на привычных местах, однако, на всякий случай, он решил проявить осторожность. Он быстро пробежался взглядом по стеллажам и прилавку ‒ все как обычно, зацепиться не за что. Но душа на свое место возвращаться не желала.
Он вдруг ощутил, как сильно устал, и, возможно, это было лишь началом черной полосы, на которую он ступил.
Эдик в который раз попытался взять себя в руки. Он рассудил, что никаких сил не хватит, если обмирать от каждого звука. Есть стратегия гораздо более качественная, суть которой заключается в том, что нужно просто идти дальше и делать то, что и всегда. Куда-то кривая да выведет.
Нарочно громко ступая, Эдик проследовал в свою каморку, где переоделся в чистую футболку, которую, на всякий пожарный, держал под рукой. Включил чайник, бросил в рот таблетку от давления. Вспомнил Наташу и тут же отогнал от себя мысли о той, от которой так сильно хотел сбежать. О том факте, что на самом деле Эдик убегал от себя, он благоразумно предпочитал не вспоминать.
Он вдруг вспомнил о том, что у него есть машина, которой можно было бы и воспользоваться. Свой «Опель» он держал на платной стоянке возле дома. Пора бы ее проведать. Будут хоть какие-то перемены, хоть и цикличные.
Он выглянул в торговый зал и вдруг заметил то, чего так боялся увидеть, но не заметил с другого ракурса. Под прилавком что-то лежало, и Эдик увидел лишь темное прямоугольное очертание, но сам предмет опознать не смог. Он точно помнил, что в свой последний визит подметал здесь полы перед самым закрытием, и это было в тот день, когда убили дядю Мишу. Так вот, тогда он с силой провел веником там, где часто скапливалась пыль и оказывался мелкий мусор ‒ под стеллажами и прилавками.
Эдик присел, сунул под прилавок руку и нащупал край гладкой ткани. Теряясь в догадках, он потянул ее наружу и ощутил сопротивление. Казалось, ткань что-то удерживало, она сильно натянулась, и Эдику пришлось приложить усилия, чтобы сдвинуть находку с места, а когда все получилось, Эдик обалдел.
Перед ним лежал темно-синий шелковый шарф, многократно обертывающий небольшой тяжелый предмет. Тот самый шарф, который был забыт в доме дяди Миши. В тот вечер Эдик попал под дождь и оставил куртку и шарф у батареи, чтобы они высохли. Только вот куртку Эдик после забрал, а про шарф забыл. Очевидно, он соскользнул на пол. Эдик совсем о нем забыл. И за