Должность была наградой от короля и давала шанс проявить себя и в дальнейшем. В большинстве случаев назначаемые люди отличались лишь рвением и желанием угодить королю, интересы же епархии были далеко не на первом месте. Как мы можем видеть, Губерт Уолтер посвящал себя в большей степени исполнению обязанностей верховного юстициария, а не архиепископа Кентерберийского, основные его действия и указы разумны скорее с точки зрения лица светского, нежели духовного. Правда состоит в том, что в исторических документах никто из хронистов не отмечает, что Губерт Уолтер пренебрегал своими обязанностями архиепископа, но недоумение вызывает то, что он находил достаточно времени для поддержания порядка в делах.

В результате действия принятой системы назначения епископов церковь получила хороших управленцев и администраторов, но, к сожалению, ничего более, и это случалось все чаще. Большую часть времени епископы старались проводить в суде или рядом с королем, чтобы по возможности услужить монарху, а не в своих епархиях, которые, надо сказать, от этого значительно теряли. Многие епископы были сведущи в законах, в том отчасти был и отрицательный аспект, поскольку знания заставляли их рьяно следить за соблюдением закона и приводили к необоснованно затяжному сутяжничеству. Видение предмета во всех деталях заставляло их действовать с максимальным упорством, добиваться цели, азартно бороться с врагом, иногда воображаемым, и тратить время и деньги на прохождение всех этапов, которые только существовали в суде того периода.

Хронисты того времени не раз писали о подобных конфликтах и ссорах, однако никогда не указывали, каковы были негативные последствия для епархии в целом и что думали простые прихожане, видя, как ведут себя их пастыри, как никогда не рассказывали нам о реакции сторонних наблюдателей за происходящим. Любопытно, что, например, думали жители Йорка, наблюдая сцены раздора и проявления жестокости, разыгрывавшиеся у них на глазах людьми, основной задачей которых была забота о душах, вверенных им свыше? Могли они после этого испытывать уважение и благоговение, видя, как клирики бездумно предают анафеме каждого неугодного, не выполняют свои обязанности, не проводят богослужения и делают все возможное, чтобы наказать недругов?

Историки с гордостью заявляют, что в Англии того времени не было ереси, она не распространилась, как, например, «альбигойская ересь» на юге Франции и в других регионах Европы, однако безразличие и пренебрежение в церкви не менее вредно, а этого в Англии было предостаточно. Чосер, как известно, использовал более сильное выражение: «Коль пастырь вшив, а овцы стада чисты?» Возникает вопрос, как обстояли дела с религией в графстве Йоркшир или таких епархиях, как Или и Ковентри?

Впрочем, даже если бы епископы были такими, какими должны, централизация власти в руках папской курии настолько ослабила их влияние, что могла позволить себе игнорировать епископов почти безнаказанно. В определенной степени централизация была необходима церкви во избежание анархии, нельзя не согласиться с тем, что реформы, сторонником и начинателем которых бы папа Григорий VII, были очень важны в тот непростой для церкви период. Папы настаивали, чтобы их решения, проявления их воли стали законом для всех христиан, власть же епископов в связи с этим слабела по двум причинам: во-первых, в связи с участившимися обращениями в Рим, во-вторых, с увеличением случаев, считавшихся исключительными.

Обращение епископа или другого духовного лица за правосудием к папе давало гарантию, что вынесенное решение будет справедливым, и утверждало в мысли, что в церкви действует единый для всех закон. Апелляция в Рим также была способом задержать решение вопроса на неопределенный срок, лучше всего это правило действовало, если обе стороны были богаты и терпеливы. Обращение к папе было предприятием затратным, оно включало расходы на поездку в Рим, кроме того, как часто отмечают летописцы, требовало денег на богатые подарки членам курии, потому победителем чаще выходил человек, владевший большим капиталом.

Жалобы рассматривались священнослужителями, знавшими обстоятельства дела настолько, насколько пожелали их посвятить обе стороны. Но хуже всего то, что их действия ослабляли авторитет епископов, чей вердикт в любом случае можно было подвергнуть сомнению, пересмотреть, и это заставляло епископов тратить много времени и денег на свою защиту. Даже если папа принимал сторону епископа, ультимативные действия оппонентов могли способствовать затягиванию дела на годы.

Священники поняли опасность огромного количества подаваемых жалоб и пытались уменьшить их число, назначая представителей на местах для рассмотрения дела и выноса решения, которое запретили оспаривать. Однако порой своими действиями они уничтожали то хорошее, что было в этой процедуре, принимая протесты, несмотря на запрет. Ситуация с архиепископом Джеффри также демонстрирует, как много лет нарушалась процедура подачи жалоб и апелляций.

Еще одним фактором, ослабляющим власть епископов, было предоставляемое курией освобождение от подчинения им определенных групп лиц, как правило монахов, и позволение держать ответ лишь перед папой или его легатами, минуя епископов. Это защищало монастыри от произвола в случае негативного к ним отношения, но в то же время искусственно создавало обособленную общину, неподвластную епископу. Епископов, как правило, мало интересовали внутренние дела монастырей, если только они не получали возможность устанавливать собственные церковные порядки, они активно вмешивались, когда монахи вели дела в приходской церкви по собственному усмотрению, опираясь на данное им папой право исключительности – это и становилось причиной большинства конфликтов.

Помимо разногласий Джеффри с капитулом его положение осложнялось еще и тем, что в глазах брата и верховного юстициария его поведение было лишь неуместным проявлением своенравия. Архиепископ Губерт Уолтер относился к Джеффри в высшей степени предвзято. Епископ Стаббс называет это «самым ярким примером властного, порой деспотичного отношения за все время правления Уолтера, хотя у него не было на то ни моральных, ни правовых оснований». Возможно, архиепископ Губерт действовал так не по собственной инициативе, а по велению короля. Отношение же Ричарда было основано на стремлении получить как можно больше денег от единоутробного брата, к чему в результате и приводила частая смена настроений короля, то проявлявшего милость, то наказывавшего Джеффри.

Так или иначе, но ситуация в Йорке запуталась настолько, что разрешить проблему смог бы только гений в сфере законодательства. Архиепископ Губерт, обладавший, помимо прочих достоинств, умением мыслить практично и здраво, решил спешно навести хотя бы видимость порядка или, по меньшей мере, заставить каноников вернуться к своим обязанностям, что Джеффри сделать уже не мог.

Теперь, когда Ричард отбыл в Нормандию, а управление государством легло фактически на его плечи, Губерт Уолтер принялся действовать активно и с большим энтузиазмом. Его талант управленца ярко вспыхнул летом 1194 года, когда он отправил разъездных судей по стране, поручив навести порядок и проверить все судебные дела. Даже в смутные времена, до вступления Уолтера в должность система продолжала функционировать, однако без твердой руки уже не столь эффективно, кроме того, огромная территория королевства, находящаяся в ведении принца Иоанна, оставалась без контроля юстициариев. Принимавшие участие в бунте против евреев в 1190 году не понесли наказание должным образом; собственность убитых евреев была учтена не полностью; без надзора оставалось выморочное имущество, права на которое получил король; не был также произведен подсчет всех перешедших на сторону принца Иоанна. Стремление короля продать как можно больше должностей и протекции канцлера Лоншана в итоге позволили занять ответственные позиции в государстве людям, злоупотреблявшим властью, и такие случаи предстояло выявить и исправить.