Она долго и упорно шла к признанию и уплатила за неговысокую цену – много того, чего уже не вернуть. Она доверяла, любила, но большевсего трудилась – так, как никто. Мэри Стюарт хорошо это знала. В итоге подругапокорила вершину и осталась на пике славы в одиночестве – местечко оказалось неслишком уютным. Мэри Стюарт только догадывалась, каково ей, Таня же испыталавсе на собственной шкуре.

– Рассказывай, как дела. Как долетела? Как Алиса? –Таня уселась в большое удобное кресло – до Уиннемакки, что в штате Невада, гдеим предстояло провести первую ночь, путь неблизкий.

– Алиса в полном порядке. Она в Голландии. Кажется,влюбилась. У нее до того счастливый голос, что мне ее больно было слушать. Биллтоже не жалуется. – Про Билла ее еще не спросили. Назвав его, она тут жепомрачнела. – Судя по всему, он очень занят. – Главное, не захотел, чтобы онабыла с ним, и этого Мэри Стюарт не могла ему простить. Она умолкла, но вид унее был совершенно несчастный.

– Ладно, не темни.

– Я еще ни в чем не уверена. – Она долго молчала, глядяв окно. – Я все думаю...

Заглянув подруге в глаза, вспомнила их задушевные беседы вБеркли. Они доверяли друг дружке все свои мечты и не скрывали своих желаний.Тане хотелось тогда одного – выйти замуж за Бобби Джо. Мэри Стюарт собираласьработать, удачно выйти замуж, родить детей. Она вышла за Билла через два месяцапосле выпуска и какое-то время не сомневалась, что обрела желаемое. Теперьуверенности сильно поубавилось.

– Не знаю, захочу ли я вернуться, когда кончится лето,– тихо сказала она.

Таня вздрогнула.

– В Нью-Йорк? – Она не могла представить Мэри Стюарт калифорнийкой.Кроме Тани, у нее не было на западном побережье друзей, да и вся онапринадлежала восточным штатам. Для такого решения требовалась большая смелость.Мэри Стюарт покачала головой. Ее ответ поразил Таню еще больше.

– Нет, к Биллу. Я еще не разобралась до конца, но когдаон уехал, во мне что-то оборвалось. Он, видимо, считает,, что ему теперь всепозволено. Захотел – и поехал на два месяца в Лондон без меня, хотя я могла быего сопровождать: его фирма оплатила бы мое пребывание. Но он этого не пожелал.У меня другая стезя: следить за его квартирой, принимать для него звонки,готовить ему еду. А он не считает нужным разговаривать со мной, заботиться обомне, развлекать. Молча винит меня в гибели Тодда – во всяком случае, в том, чтоя его не остановила. Ведет себя так, словно мы перестали быть мужем и женой.Вот оно, наказание: я состою в браке, а он .– нет. Это как приговор напребывание в чистилище. Я позволила ему меня карать, потому что самачувствовала себя виноватой. Но потом случилась странная вещь: стоило мнепо-твоему совету убрать вещи Тодда – и я вырвалась на волю. Конечно, мнегрустно, я чувствую потерю, скорблю.

Вот и в последнюю ночь она проливала слезы по сыну и посвоему замужеству. Недаром она чувствовала перед отъездом, что уже не вернется,а если вернется, то совсем другой.

– Но виноватой я больше себя не считаю. Это произошлоне по моей вине. Ужас, конечно, но Тодд поступил так по собственной воле. Я быне смогла его остановить. Он не послушал бы даже мать.

– Ты действительно в это веришь? – спросила Таня соблегчением. Именно это она и пыталась внушить подруге в Нью-Йорке, но тогдаМэри Стюарт еще не была готова ее услышать. Видимо, Танины слова оказались ненапрасны. Ей хотелось надеяться, что это так.

– Теперь верю, – спокойно ответила Мэри Стюарт. –А Билл, наверное, нет. Боюсь, он никогда не перестанет меня наказывать. – Глядяв окно на пейзажи округа Лос-Анджелес, она вспоминала мужа. – Мы с ним большене женаты. Тан. Все кончено. Если бы я задала ему прямой вопрос, он не смог быэтого признать. Но между нами все равно ничего не осталось, и он, по-моему,тоже так считает. Иначе я была бы сейчас не здесь с тобой, а в Лондоне с ним.

– Может, он просто еще не готов посмотреть тебе в лицо?– Тане хотелось быть к нему справедливой, но она подозревала, что Мэри Стюартправа. То, что она услышала от подруги в Нью-Йорке, звучало сущим кошмаром.Молчание, одиночество, боль отторжения... Даже для Тани его нежелание взятьжену в Лондон выглядело признаком окончательного разрыва.

– По-моему, возвращаться некуда и не к кому. Мнепотребовалось много времени, чтобы взглянуть правде в лицо. Особенно трудно этооказалось потому, что раньше я считала наш брак необыкновенно удачным. Большедвадцати лет – это о чем-то говорит! Раньше все было хорошо, даже очень... Мнеказалось, что мы – близкие и счастливые люди. Просто поразительно, что такслучилось в результате трагедии. Казалось бы, мы должны еще больше сблизиться,а тут...

– Как раз нет, – искренне отозвалась Таня. – Бракиобычно не выдерживают потерю детей. Супруги либо начинают обвинять друг друга,либо замыкаются каждый в своей скорлупе. Сама я этого, конечно, не испытывала,зато много читала. Так что ваш случай – не исключение, а правило.

– Получается, все эти годы не в счет. Раньше я думала, чтоэто все равно как деньги в банке: накапливаются, чтобы пригодиться принеобходимости. А у нас получилось наоборот: крыша обвалилась, а свинья-копилкаоказалась пустой. – Как ни печальна была ее улыбка, она уже смирилась со своейучастью, хотя на это ушло всего несколько последних недель. Времени, истекшегопосле его отъезда в Лондон, ей хватило, чтобы разобраться в себе. – Если жизньостанется такой же, какой была весь последний год, я бы предпочла к ней невозвращаться. Вряд ли мы сможем что-то исправить.

– А ты попыталась бы, если бы он тебя об этом попросил?– осведомилась Таня.

Подобно самой Мэри Стюарт, она всегда считала ее бракобразцовым.

– Не уверена, – осторожно ответила Мэри Стюарт. – Покачто не знаю в точности. Мы прошли через такие мучения, что обратно идти я нехочу – только вперед.

Несколько минут они сидели молча, глядя на холмы возлеСан-Бернардино. Потом Мэри Стюарт задала Тане свой вопрос. Обе уже успелирастянуться на диванчиках. Таня наконец-то сняла шляпу и сбросила сапоги.Путешествовать так очень удобно. – Что происходит у Тони?

– Ничего особенного. Он обратился к адвокату. Моиинтересы тоже защищает адвокат. Так все обычно и бывает, но от этого нестановится менее противно. Он требует дом в Малибу, а я не соглашаюсь его емуотдавать. Я сама его купила, вложила в него почти все деньги. В конце концов,мне придется заплатить за дом немало отступного. Вот такие дрязги. Заграбастал«роллс-ройс», а теперь требует еще алименты и соглашение о разделе имущества и,видимо, добьется того и другого. Он твердит, что мой образ жизни причинял емуболь и страдания и теперь ему нужна компенсация. – Таня пожала плечами, МэриСтюарт побледнела от негодования.

– Я думала, он постесняется... – Она всегда переживалаза Таню, когда узнавала, как по-свински с ней обращаются. Казалось, людисчитают возможным не церемониться с ней – звезда все стерпит. Даже Тони повелсебя в конце концов как остальные. Все как будто забывают, что имеют дело сживым человеком. Так им проще – иначе было бы трудно заглатывать желанныекуски.