Наверное, более всего сегодня можно посочувствовать социальной группе, куда вошли те самые 30 процентов населения, которые в 1950-х и 1960-х годах так отчаянно «пробивались в колледж», и хотя, как им казалось, достигли цели, они так и не сбросили своих пролетарских оков – причем не только в интеллектуальном, художественном или социальном плане, но и в экономическом. В работе «Социальное положение в Америке»93 Коулман и Рейнуотер отмечают: окончившие хороший колледж (или, в моем понимании, просто настоящий колледж) зарабатывают на 52 процента больше, а окончившие очень хороший колледж (один из тех, которым Фиск присудил пять звезд) добавляют к этому еще 32 процента. И напротив, они обнаружили, что «никаких преимуществ в сфере доходов» не получают те, кто окончил «неселективный» колледж – то есть одно из тех 1728 учебных заведений, которые Фиск в своем путеводителе деликатно обошел молчанием. Никаких. Вообще.

Порой среднему классу и пролетариям все же удается раскусить, что колледжи их попросту надули (простите мне это выражение), но прозрение приходит слишком поздно. Одна моя знакомая весьма неплохо окончила некий интеллектуально неразборчивый университет – но стоило ей начать работать в жесткой конкурентной среде Нью-Йорка, как на нее посыпался град упреков – коллеги дивились ее «невежеству». Ей хватило решимости – и я аплодирую такому поступку – написать президенту университета и горько и весьма убедительно пожаловаться на то, что ей пришлось пережить. Однако чаще разочарования по поводу великого обмана, окутывающего миф «колледж-дает-статус», не выражают вслух. Оно точит изнутри, словно нагнивающая заноза, медленно отравляя, внушая чувство смутной несправедливости – «опять меня одурачили». Поступая в какой-нибудь сомнительный колледж, абитуриент свято верит: «если хочешь, чтобы тебя уважали, надо окончить колледж» (так один респондент говорил Коулману и Рейнуотеру), а четыре года спустя выпускник обнаруживает, что никто его ничуть не уважает, потому что у колледжа нет престижа. Хотя на вид все и выглядит, будто доступ к образованию открыт для всех, в действительности прав Пол Блумберг, заключая: «Система образования была успешно захвачена высшими слоями и превращена в инструмент, который, как правило, воспроизводит классовую структуру и неравенство». Одна из причин такого положения дел – в том, что доля молодежи из высших слоев, которая отправляется в колледж, как никогда высока, и отправляются эти ребята, как правило, в достойные заведения. Богатые дети идут в Суотмортский колледж, а пролетарии – в Карлов-колледж, Питсбург. Результат оказывается совершенно ожидаемым для представителей высше-среднего класса, хотя и может показаться удивительным среднему классу и пролетариям. Как пишет Леонард Райсман: «Запыхавшийся целеустремленный торопыга, страстно карабкавшийся по ступенькам социальной иерархии, вытирает наконец пот со лба – и обнаруживает, что двери, ведущие к полному признанию, как и прежде, закрыты перед ним». Циник, конечно, вправе заметить: задача системы в целом – закрепить классовую стабильность и сделать это под видом открытия доступа к высшему образованию для всех.

Как же удалось провернуть столь вопиющий классовый обман? Был ли он преднамеренным – или случайным? Все это происходило в период администрации Кеннеди и Джонсона, под похвальным (хоть невольно и обернувшимся л ожью) лозунгом «расширения образовательных возможностей». Если бы этого товара оказалось вдоволь и если бы всякий желающий мог запросто его купить, то план мог бы удасться. Однако интеллектуальная закваска, тяга к учению и любознательность, к сожалению, встречаются реже, чем некоторые себе это воображают, и они не возникают у человека только лишь благодаря тому, что мы объявили ему: «ты к ним движешься». «Образовательные возможности» были расширены за счет словесной инфляции, за счет переименования многочисленных педагогических училищ и колледжей, провинциальных «теологических семинарий», ремесленных колледжей, бизнес-школ и курсов подготовки секретарей – в «университеты», тем самым наделив их именем, статусом и идентичностью, которые они не были готовы ни носить, ни даже осмыслить. Процесс был подобен тому, как старшеклассников в конце концов выдавливают в «колледж», и к обоим случаям применимо одно название: незаслуженное продвижение (unearned promotion). Происходившее в 1960-е годы оказалось просто ускоренной версией нормальных для этой страны процессов – инфляции, гиперболизации, похвальбы. Как в 1870-х восторженно воскликнул один господин: «Два университета есть в Англии, четыре во Франции, десять в Пруссии и тридцать семь в Огайо!». Для всякого колледжа так же естественно желать именоваться университетом, как для каждого работника естественно мечтать о месте «начальника», а каждому начальнику – о позиции вице-президента.

Каков результат? По всей стране колледжи штата (state colleges) и педагогические училища, внезапно превратившиеся в университеты, засучили рукава и с самыми лучшими намерениями принялись заманивать к себе пролетариев. Хороший пример выступления в этом жанре – Университет Южного Иллинойса. Некогда простой педагогический колледж, сегодня он набирает 26 тыс. студентов и издает собственную «университетскую газету» – хотя и расположен он в Карбондейле, штат Иллинойс, захолустном городишке без каких бы то ни было интеллектуальных или культурных традиций. Выдает его одна деталь: больше всего бакалаврских дипломов, присуждаемых его выпускникам, приходится на область «педагогические науки, образование» (education) – что моментально выдает в нем не университет, а то, что прежде более честно называли педагогическим училищем (a normal school). Схожие наблюдения справедливы и в отношении сотен других заведений – таких, как Университет Болл, Университет Кент, Университет Райт (Дайтон, штат Огайо) и Университет Северной Айовы.

Многие телезрители, смотревшие недавно чемпионат страны по баскетболу, наверняка были озадачены, как и я, обнаружив «Университет Джеймса Мэдисона», игравший с Университетом Северной Каролины. Это учебное заведение, расположенное в Хэррисонбурге, штат Вирджиния, до последнего времени именовалось колледжем Мэдисон и считалось скромным педагогическим училищем. Но недавно его повысили в звании, приравняв к Оксфорду и Сорбонне, однако оно по-прежнему специализируется на начальном образовании, а средний балл абитуриентов по словесно-логическому блоку теста SAT находится на уровне, недостаточном для продолжения академической карьеры, – 455 баллов для юношей и 463 балла для девушек. Несколько вольным, но не таким уж ненадежным свидетельством качества колледжа может быть его отсутствие в национальных чемпионатах по баскетболу. Во всяком случае, такой вывод можно сделать вследствие неизменного участия в них таких учебных заведений, как Университет Дайтон, Университет ДеПол, Вирджинский технологический университет, Университет штата Вайоминг (помните, что Фиск обнаружил о Вайоминге?), Университет Сетон-Холл и Университет Брэдли. Спортивные комментаторы, называющие подобные заведения «школами» («Х является блестящей баскетбольной школой»), обычно оказываются ближе к истине, нежели правительства штатов, награждающие их уставом университета. В частном образовании у нас есть Университет Фарли Дикинсон в штате Нью-Джерси, который до 1940-х оставался неполным двухгодичным колледжем – пока «солдатский билль» и деньги ветеранов войны не побудили его подобрать себе имя погромче. Всего лишь девять лет потребовалось бизнес-школе Сиэтла, чтобы достичь статуса университета. Этот «городской колледж», основанный в 1973 году, уже в 1982 году заявил, что «дорос до университета», полагая, видимо, что решающим фактором такого роста является размер. Печально, что страдают от этого невинные люди, искренне верящие таким словам.