Василий, не веря глазам, суматошно оглядел его. Те же белыешаровары, обнаженная широкая грудь, снежно-белый тюрбан с павлиньим пером. Он,точно! Его большие черные глаза, его твердые губы, резко загнутый нос. И этозамкнутое, отрешенное выражение, которое не сходит с лица, хотя голосвздрагивает от волнения:

— Ты и твои спутники обречены погибнуть еще прежде, чемнаступит полночь.

Василий быстро, коротко вздохнул, но ему удалось улыбнуться:

— Благодарю за предупреждение. Ты что, даешь нам времяприготовиться к обороне?

Четко вырезанные губы слегка дрогнули, глаза сузились:

— Ты отнюдь не знаток всех сущих!

Василий усмехнулся в ответ:

— Разумеется, нет. Значит, ты предостерегаешь нас не отсебя? А от кого?

— От погонщиков. Все они — тхаги, служители священногорумаля, верные рабы черной Кали!

Василий кивнул со всей возможной глубокомысленностью. Одноон понял в этом наборе слов: Кали. Об этой богине он знал совсем чуть, однаковсе было не в ее пользу. Призраки и демоны служат Кали. От этакой компаниидобра ждать не стоит, а теперь еще и тхаги ! какие-то, священный румаль…

— За что нас хотят убить?

Безупречно изогнутые, словно луки, брови чуть приподнялись:

— За что?.. Тхагам не важно, виновны вы или нет, чисты передбогами или грешны. Для них всякий человек — жертва, угодная Кали. Каждый долженвозлечь на ее алтаре в свой час. Сегодня ночью настанет твой час — твой и…твоих спутников.

— Любопытно, какое оружие у этих тхагов? Сомневаюсь, что яне отобьюсь от них даже тем театральным клинком, который подарил мне магараджаТакура, — снисходительно проговорил Василий, но тут же разочарованноприсвистнул:

— Эх, дьявольщина! Он же упакован где-то в узлах!

Незнакомец чуть нахмурился:

— Это не имеет значения. Против священного румаля нетдругого оружия. Ты сам и… все твои друзья в руках тхага — все равно чтосвязанные ягнята под ножом мясника.

— Ой, жуть какая! — нарочно застучал зубами Василий. — Апочему я должен тебе верить?

— Почему? — повторил незнакомец, поглядев прямо в его глаза,и Василий вздрогнул от насмешливого, презрительного выражения, которым былпронизан этот взгляд. — Ты спрашиваешь — почему?!

— Ну да, конечно, ты спас Вареньку, я хочу сказать —мэм-сагиб, однако все же — почему? И зачем сейчас предупреждаешь? Что тебе донас?

— Ты должен знать: тот, кто зло учинил однажды, не разучинит его снова, — быстро проговорил незнакомец, нетерпеливо озираясь. — Вотответ. Больше я ничего не скажу. Ты должен сам решить, хочешь ли остаться вживых, однако… твои спутники…

Уже не в первый раз заметил Василий эту странную дрожь,которая звучала в голосе незнакомца, стоило ему заговорить об остальныхпутешественниках. Не составляло труда понять, что и Василия, и всех остальныхон стремится спасти ради кого-то одного. Неужели ради Вареньки?

Василий почувствовал, что щеки его похолодели.

Значит, она добилась-таки своего, бегая в этихполупрозрачных тряпках перед мужчинами, которые принадлежат к национальности,известной своим буйным темпераментом! Похоже, этот индус, красивый, как бог,даже на самый неприязненный мужской взгляд, пленился светлоокою мэм-сагиб ивозомнил себя ее рыцарем.

«Ишь, раскатал губу!» — люто подумал Василий, однако тут жетихо выругался сквозь зубы: можно сколько угодно надуваться, можно вовселопнуть, как пузырь, однако никуда не денешься от того, что этот рыцарь нетискал даму своего сердца в ночном саду, а спас, да, спас ее, и не откакого-нибудь глупого шипучего дракона, а от смертоубийственной змеи. И если онжелает спасти красавицу иностранку еще раз, почему не воспользоваться случаем?Надо оказать услугу и другу Реджинальду, и земляку Бушуеву — тем паче чтоземляк все же отец Вари.

Но нельзя так сразу показать, что готов отдать командованиепервому встречному вольноопределяющемуся. Поэтому Василий принял самыйнебрежный вид…

Помнится, когда он стрелялся с поручиком Сташевским ипромазал, потому что пистолет был не пристрелян, а выстрел принадлежал егопротивнику, а расстояние — тридцать шагов, ему ничего не оставалось, как воттак же скрещивать на груди руки и задирать нос.

Сташевский, понятно, тоже промазал — да чего от него ждать,от шляхтича-щелкопера! Но зато уже через месяц Василий числился первым стрелкомв корпусе.

Ничего, он еще возьмет верх и над этим красавчиком!

Пока же пришлось небрежно проронить:

— Я должен поговорить со своими… спутниками.

Он нарочно точно так же едва заметно запнулся, и по искре,промелькнувшей в матово-черных глазах, мог судить, что эта тонкость былаоценена, однако голос индуса звучал почти равнодушно:

— Ты можешь поговорить с кем угодно. Однако, если вывсе-таки решитесь остаться в живых, будьте готовы, услышав троекратный крикпавлина, выбраться наружу из-под задней стенки шатра. Я останусь ждать и помогувам скрыться. Помни: по крику павлина. И не ждите, пока закричит сова, вестницаКали, потому что это будет последнее, что вы услышите в жизни.

Василий вернулся в шатер с видом праздного гуляки, радуясь,что погонщики не попались ему на глаза.

Вошел — и наткнулся на встревоженные глаза Вари.

При виде его они вспыхнули такой радостью, так взволнованноповлажнели, что Василий почувствовал себя совершенно обезоруженным и на еепрямой вопрос:

— Что-то случилось? — ответил так же прямо:

— Да.

Ни о чем больше не спрашивая. Варя растолкала отца. Реджинальдсам проснулся, разбуженный поднявшейся суетой. И только когда эти двое былиготовы слушать, она обернулась к Василию, кивком дав понять, чтобы рассказывал.

Он даже головой качнул: вот это девка! Лихая девка!