Ужин в шатре был не столь изобилен, как во дворце, однакоблюд могло быть и вдесятеро меньше: никому кусок в горло не лез. Больше всегоВасилий боялся, что крик павлина раздастся именно сейчас. Конечно, осколкиалебастровых фигурок надежно запрятаны под ковры, однако интересно, как поведутсебя слуги, если четверо иноземцев вдруг ни с того ни с сего вскочат и ринутсяв джунгли? Вряд ли покорно сложат ладони в намаете! А на поляне сидят у костраеще и погонщики…

Нет, сейчас никак не убежать.

И все-таки, несмотря на тревогу, Василию хотелось, чтобыужин длился и длился: ведь после его окончания Варя должна была уйти в другойшатер, остаться одна — и сердце надрывалось от беспокойства за нее.

Все это было уже обсуждено не раз: Бушуев чуть не на стенкулез, пытаясь убедить Варю, что как отец вполне может ночевать с ней в одномшатре. Василий молчал.

Можно, конечно, наврать туземцам, что они с Варей тайнообвенчаны, а потому их совершенно никак нельзя разлучать на ночь. Однако этавнезапная новость непременно вызвала бы подозрение душителей, так же как иупрямство Бушуева. И Варенька чуть ли не со слезами убедила отца не навлекатьпреждевременной беды, оставить все как есть. Нападают тхаги только по крикусвященной совы, а до этого у них у всех будет возможность спастись. Варяклялась, что не промедлит ни минуты: после криков павлина сразу выскользнет изсвоего шатра и присоединится к остальным.

Василий молчал. Кровь стучала в ушах так, что ему дажепочудился конский топот. Но откуда здесь взяться всаднику?.. Почему-то отчаянноломило челюсти, и он не тотчас сообразил, что просто-напросто до болистискивает зубы, чтобы не дать прорваться нелепому, полубезумному крику: «Неуходи, останься!»

Само собою разумеется, что женщину оставить одну, когда влицо смерть глядит, — нельзя, преступно. Оно, конечно, военная хитрость, авсе-таки душа Василия была возмущена. Но он столь старательно пытался убедитьсебя, что совершенно так же волновался бы из-за любой другой женщины, скажем,Марьи Лукиничны, — что удивительным образом умудрился не проронить ни слова идаже не взглянул в сторону Вари, когда почтительнейший слуга явился, чтобыпрепроводить ее в отдельный шатер. Он только прижал руку к ноющему сердцу иподумал, что насчет тайного венчания — это была не столь плохая мысль. Вчераночью он так или иначе покусился на честь Вареньки. Неважно, что он не знал, скем имеет дело; неважно, что не встретил с ее стороны никакого сопротивления!Может быть, она была одурманена, опьянена — неважно! Всякий порядочный человекпоутру сделал бы девушке предложение — публично, при магарадже и прочих. И,поступи Василий как подобает, не сидел бы сейчас, усмиряя тянущую боль всердце, с окаменелым лицом и горящей от постыдных мыслей головой!

А время тянулось, тянулось…

Вдруг, с неожиданностью всякого долгожданного явления,раздался пронзительный крик павлина, и Василий впервые расслышал, что в голосеэтой птицы звучат изумление и ужас.

Двое его спутников были уже на ногах. Переглянувшись,кинулись к задней стенке шатра, пали плашмя, втиснулись в землю, проползлинаружу, вскочили, безотчетно отряхивая одежду, переглядываясь. Луна еще невзошла, но свет звезд ощутимо рассеивал тьму. Проступали даже очертания стволовпальм.

Вдруг от одного из них отделилась легкая тень, метнулась кВасилию — и он жестом остановил занесенный кулак Бушуева: это был непреследователь, а тот самый индус в белом тюрбане.

— Где Чандра? — быстро спросил он, и Василий уставился нанего в немом изумлении. Непроницаемое лицо индуса вдруг как бы раскрылось… вовсяком случае, Василий мог бы поклясться, что был момент, когда индус собиралсяоткусить себе язык, с которого слетело это странное слово… однако тут жестворки раковины сомкнулись, ставни захлопнулись, двери молчания закрылись —непроницаемая маска вновь оказалась на лице, голос зазвучал невозмутимо, вопрособлекся в обычную форму:

— Где мэм-сагиб?

— Варька! — всплеснул руками Бушуев. — Небось не можетвыбраться.

— Я помогу! — с этими словами Василий ринулся обратно кшатрам, наконец-то — впервые за вечер! — с облегчением вздохнув; не стоять, неждать, не мучиться неизвестностью — двигаться, действовать, спасать Вареньку!На сей раз индусу-благодетелю придется посторониться, Василий все сделает сам!

Вот шатер. Смутная надежда увидеть возле него растерявшуюсядевушку развеялась как дым. Василий пал плашмя и, вжимаясь в землю, прополз подвойлочную стенку, не заметив, как царапнул грудь, прорвав тонкую ткань,какой-то сучок. Он не чуял боли — тупо озирал пустой шатер, слушая стремительноотдаляющийся топот копыт и внезапно прозревая истину: на этом коне увозятВареньку.

Раздавленный тяжестью безысходности, Василий так и лежал,скрытый горой подушек, когда закричала

Он не успел вскочить; шатер распахнулся, и все три погонщикавбежали туда. В дрожащем пламени светильников Василий едва узнал их, такпреобразились эти приветливые лица. Жадность… жажда, лютая жажда крови исказилиих черты. «Небось никакого курумбы, ни с глазами, ни без глаз, тут и в поминене было, сами же или подручные их эту чертову корзину соорудили да на дорогебросили, чтобы нас остановить», — подумал он медленно, обстоятельно, как очем-то особенно важном. Ни на мгновение страх не затемнил его рассудок: какбудто он заранее знал, что опьяненные предвкушением убийства душители незаметят его в тени, за насыпью подушек.

— Их здесь нет! — закричал предводитель, и Василий пересталдышать от этого слова «Их!» Не «ее» — «их».

Значит, Варю похитили с ведома тхагов. Значит, ее с самогоначала не собирались убивать, если только не убили раньше остальных и не увезлиее бездыханный труп!

От одной этой мысли Василий сам едва не сделался бездыханнымтрупом, но в следующий миг овладел собой, вскочил и, тенью скользнув к выходу,встал, скрытый тяжелой складкою… чтобы увидеть, как убивают слуг магараджи.

Никто и никогда не заподозрил бы в этих людях палачей и ихбудущих жертв! Они вместе ели, вместе пили, вместе тащили поклажу, карабкалисьна слонов, жарились под солнцем, молились «лесному радже», посмеивались надпричудами иноземцев… Теперь же, чудилось, неведомая сила разбросала их поразные стороны некой незримой стены. Одни убивали — другие умирали. Все былорассчитано скрупулезно: за каждой жертвой стоял душитель. Василий видел, каквзлетали выдернутые из-за пояса священные платки, как захватывали горло жертвы.