Тхаг держал платок за оба конца, молниеносно закручиваяжгут, подбираясь к основанию шеи. Суставы необычайно проворных пальцев,чудилось, живущих своей особенной, отдельной жизнью, сдавливали позвонок — ижертва падала замертво. Ни стона, ни крика убиваемых… Только один вопль,исполненный ярости, взвился над поляной:

— Проклятые иноземцы сбежали!

Значит, индус все-таки увел Реджинальда и Бушуева в джунгли!Василий даже не успел облегченно перевести дух, как предводитель крикнул:

— Догнать! Не дайте им уйти! — И трое погонщиков молчаринулись в темноту.

«Один для меня, по одному для Бушуева и Реджинальда, — понялВасилий. — Значит, они не заметили того парня в тюрбане. Перевес на нашейстороне!»

Если его товарищам удастся скрыться, беспокоиться не о чем.Индус укроет их, выведет к Беназиру. А сам Василий, как только убийцыугомонятся, ринется обратно, во дворец магараджи. Тот не откажет в помощиискать Вареньку! Если он остерегал ее от душителей, значит, наслышан о них,может быть, даже знает, куда они отвозят похищенных женщин.

Ему пришлось зажать ладонью рот, из которого так и рвалсяотчаянный стон.

Сераль, гарем, насилие где-то по дороге — какая участь ждетее? Если она еще жива. О господи… Если она еще жива!

Тхаги между тем стащили всех убитых в одну кучу.

Приволокли сбитых бурями пальмовых веток, листьев, засыпалимертвые тела. Душители двигались нервно, дергаясь, пошатываясь, будто хмельные.

Да, пьянящий запах смерти витал над поляной, щекотал ноздриВасилия. Он быстро, коротко переводил дыхание, пытаясь прийти в себя. Не времяпредаваться отчаянию. Сейчас Варя может надеяться только на него, а значит…

Послышался топот. Трое погонщиков выбежали на поляну. Глазаих лезли из орбит, лица позеленели, губы побелели. В неверном свете костров извезд они напоминали ожившие трупы, и Василий не смог удержаться, чтобы неосенить себя крестным знамением.

— Они мертвы? — спросил предводитель убийц как о чем-тонезначительном.

— Они мертвы, — в три голоса ответили погонщики. — Мыоставили их в джунглях, тигры подберут…

— Их никто не найдет! — еще задыхаясь от быстрого бега,выкрикнул один из убийц. — Знаете, что говорят жители здешних гор? Множествонароду гибнет в этих местах, однако никогда еще не было найдено ни одногоскелета. Покойник, будь он целым или обглоданным тиграми, тотчас же переходитво владение обезьян.

Они собирают кости и хоронят их в глубоких ямах, зарывая такискусно, что не остается ни малейшего следа!

— Хорошо, — кивнул предводитель. — Хорошо, если все так, каквы говорите.

— Они мертвы, все трое! — воскликнул погонщик. — КлянусьБаваной, клянусь…

— Тогда поклонимся богине, — жестом прервал его начальник. —Поклонимся ей.

Душители опустились на колени. Предводитель остался стоять,простирая вперед руки. Затем он снял тюрбан, и Василий содрогнулся, увидев егоголый, бритый череп с единственной прядью длинных волос, напоминающей оселедецзапорожских казаков.

— Да поклонимся Кали! — начал предводитель негромко, однакос каждым словом голос его возвышался, становился все более резким,пронзительным. — Да поклонимся смерти! Да поклонимся отцам и уводящим к ним!

Мгновение тишины показалось блаженством, но вот сновапослышался завывающий крик:

— О Яма, властитель теней! О Кали, окутывающая мир тьмой, оуничтожающая, о Каларатри — ночь времени!

Голос снова замер, а потом безжалостно взрезал тишину:

— Да напьешься ты кровью неверных слуг, солгавших тебе,усомнившихся в тебе, о Бавана-Кали! Майн бхукахо! [21].

И в одно мгновение трое погонщиков, преследовавших беглецов,были схвачены и с заломленными за спину руками поставлены на колени перед главарем.

Один из душителей поднес ему чашу с водой, другой — охапкужелтых цветов. Бормоча что-то, предводитель окропил лоб схваченных несколькимикаплями воды, бросил в лицо по горсти грубо сорванных лепестков. Ни один изтроих даже не сделал попытки сопротивляться: висели в руках своих же товарищей,как мешки, покорно склонили головы под резкими ударами полукруглого, будтоширокий серп, бритвенно острого жертвенного ножа, и кровь их мгновенновпиталась в землю.

Это произошло в двух шагах от Василия, и он даже слышалбульканье крови, вытекавшей из разрубленных яремных вен.

Когда Василий очнулся, кругом царила тишина. Трупов не быловидно: кажется, их затолкали под ту же груду веток и листьев, которыми былиукрыты задушенные. Убийцы вповалку спали у костров.

Василий с трудом выставил вперед сначала одну ногу, потомдругую. Шаги давались с невероятным усилием: все тело будто судорогой свело. Ион в восьмидесятый по меньшей мере раз пожалел, что клинок, подарок магараджи,недосягаем. Руки чесались наброситься на этих безмятежно храпящих злодеев, ночто он мог безоружный, один против всех?

Василий Аверинцев не привык отступать, это да, но какойсейчас прок в беззаветной, слепой отваге? Если он геройски поляжет здесь, еслирумаль сломает ему шею или острый нож перебьет ее, Вареньке это не поможет! Асейчас ее спасение — только в Василии. Может быть, она тоже думает об этом.Может быть, зовет…

Движением, которое постепенно входило в привычку, он прижалладонь к горлу, не давая вырваться мучительному стону, и неслышно обогнулшатер. Сразу сделалось темно — так темно, что Василий невольно оглянулся, чтобыеще раз увидеть игру живого пламени.

Никогда в жизни он не чувствовал себя таким одиноким; каксейчас, — даже три, нет, уже четыре года назад, когда лежал у подножия разбитойбатареи Раевского; истекая кровью из пробитого пулей плеча, и тусклая лунамедленно восходила над Бородинским полем, освещая жуткую, черную картинуторжества смерти. Торжества Баваны-Кали, будь она трижды проклята! Блеклаяпечальная луна, совсем, даже отдаленно непохожая на огромное светозарноесветило, которое вздымается в небесах и одевает в серебряные одежды стройныйстан, вплетает серебряные нити в длинные волосы, заливает серебром загадочныеглаза…

Он вздрогнул, очнувшись. Не время теперь, не время!