Топаю какое-то время по комнатам, даже Пуся не отвлекает. Император сказал, вечером зайдёт, решаю, что как раз самое время потренироваться.

Слова шри Беллы о влюбляющихся императрицах и преданных Стражах никак не идут из головы - не то намёк, не то предостережение? Но нагрузка помогает справиться с мрачными мыслями. Дарсаль молчалив и сосредоточен, ни о чём не спрашивает, зато его прикосновения почему-то действуют всё сильнее. Когда он чуть обнимает меня, направляя, или показывает правильное положение рук, ног, внутри что-то загорается, отдаётся в сердце, и лишь страх выдать себя заставляет отвлекаться, думать о движениях и перемещениях, снова и снова повторять, что Стражи верны императору.

Занимаемся, пока Иллариандр не выражает сомнение, не утомлюсь ли я. Дарсаль передаёт ментальный вопрос очень мягко, но всё равно вспыхиваю, понимая, о чём беспокоится муж.

Приходится убеждать, что тренировки меня не утомляют - не только на словах, но и когда заявляется за «самым главным». Зато, по крайней мере, он сегодня надолго не задерживается, разнообразить ничего не предлагает и лишних вопросов не задаёт. И я, наконец-то, могу вернуться к тому, что весь день не выходило из головы.

Беру бумагу с ручкой, спешу включить столик - за окнами давно уже темно, никакой солнечный свет не помешает! Кому писать, Тересии, разве что?

Мысль обдаёт тоской и обидой, как же мне тебя не хватает, тётушка! И как больно, что и ты вот так вот бросила меня.

Вспоминаю свой отъезд из пансиона. Может, она действительно кого-то ждала? Но кого? Зачем? Куда уехала? С кем разговаривала, когда Дарсаль нашёл её ментально?

Встряхиваю головой, не хочется мне ей писать. Лучше Алме напишу, спрошу, как беременность протекает. Хотя не уверена, что письмо дойдёт и что ответ когда-нибудь получу. Зато пока сочиняю, второй рукой пытаюсь незаметно нащупать тайник. После нескольких неудачных попыток удаётся, и я с трудом, медленно вытаскиваю найденную драгоценность.

Дарсаль

Император сегодня спешит. Признаться, ожидал недовольства темами, какими интересуется моя подопечная, но ему то ли не доложили, то ли не до того. Весь день совещался с графами-баронами, решал, если я правильно понял, текущие проблемы и даже распорядился выделить кому-то из подданных отряд Слепых.

А ещё к нему приходил какой-то странный гость, которого прикрыл Ивен, не дав прикоснуться омаа. Перечить личному Стражу императора я не стал, хотя, думаю, лучше было бы мне запомнить ауру.

По размышлении прихожу к выводу, что это какой-нибудь доносчик, которому обещали неприкосновенность. Ну или моих знаний не достаточно, чтобы предположить, кто. Не отпускает скребущее подозрение, будто как-то связано со мной или Лией. Очень надеюсь, что просто разыгралась моя давняя подруга мнительность.

Ивен остался у двери, не заходя в наши покои. Перебрасывался шутками с ребятами на входе. И слушать не хотелось, и не слушать не мог: нужно быть в курсе всего, что происходит вокруг императрицы.

Однако Ивен не переходил грань, а Ноэлия на удивление легко восприняла приход мужа. То ли привыкать начала, то ли...

Стою, смотрю в окно, сжимаю подоконник, вспоминая следы, оставленные в Иштаре. Тут всё продумано, не прожгу. К счастью. Не то давно уже пожар устроил бы.

Жду. Пока помоется, возьмёт очередную книгу и... придёт.

Но Лия садится что-то писать. Ровные перекаты мыслей - подбирает слова. Несколько раз зачёркивает, переписывает. Наконец, остаётся удовлетворена.

Жду.

Каким образом пропустил момент, когда она взяла что-то с собой? Но Лия уже читает.

Одна.

Закрываю глаза. Что я сделал не так?

Не понимаю.

Ещё немного ожидаю, но императрица увлечена. Ей не до меня. Даже тёмный налёт на ауре будто бы слегка светлеет, растворяется сам. Пытаюсь почистить хоть отсюда.

Окидываю взглядом пространство, всё спокойно. Обмениваюсь знаками с охраной. Усталость прошедшей ночи напоминает о себе. Заснуть бы, да не спится. Всё надеюсь, что Лия спохватится, придёт. Не настолько же ей дорог этот йованский стол! Да я и сам приду. Позвала бы.

Достаю рисунки, свою специальную бумагу. Девушка на солнечном пляже. Лия не заметила или не придала значения. Конечно, я помню, что она была в брюках, но омаа воплощает впечатление, настроение больше, чем точное сходство. А страх неверно прорисовать фигуру мог бы всё испортить.

Но сейчас... Сейчас, мне кажется, я изучил её до мельчайших деталей. Уже не боюсь ошибиться.

Беру лист, прикрываю глаза. Сосредотачиваю омаа в кончиках пальцев. Обычно рисунок - сразу слепок. Но не сегодня. Сегодня медленно, осторожно веду линию за линией, выписывая точёные формы моей императрицы. Одёргиваю себя от желания выпустить омаа, проверить, насколько правильно передаю. А то Ивен снова скажет, «распустил».

Долго выжигаю один небольшой набросок. Главное достоинство картин омаа в том, что даже Слепые могут их видеть.

И я смотрю, как медленно вырисовывается тонкая женская фигура. Соблазнительные бёдра, нежная грудь. Почти нестерпимо хочу коснуться.

Запах собственных феромонов и тугое напряжение внизу живота возвращают в реальность. Что я творю, совсем сдурел!

Бесов Раум.

Держу лист в руке, заставляю себя его сжечь. Наблюдаю, как пламя медленно обгладывает края, спохватываюсь, тушу огонь. Второй раз так не нарисую.

И не смогу не смотреть.

Прячу в стопку набросков. Лишь бы никто не узнал.

Окидываю омаа окрестных Стражей, но они спокойны. Знают о моём увлечении, а рисовать без эмоций невозможно. Думают, небось, что пора мне к Бесстыжей Палми заглянуть.

Усмехаюсь криво, иду в душ остыть. Лия всё читает, уже не надеюсь, что позовёт. Почти сразу отключаюсь, едва коснувшись подушки.

- Дарсаль! - врывается в сознание взволнованный голос. Спросонья не соображу, реальный или ментальный. Подскакиваю в кровати, пытаюсь сориентироваться, сколько я проспал. Всё еще ночь, час-два, наверное.

- Что случилось, моя госпожа? - спрашиваю, обнаружив её рядом, машинально прикрываю разговор, хотя Стражи уже насторожены. Придётся же объясняться.

- Марис там остался, да?!

Ноэлия

Старый блокнотик в кожаном переплёте, какие в Йоване выпускали четверть века назад. Странно. Такой маленький, открываю с трепетом. Исписано не больше половины. Ещё страннее. А остальное где? Или тут нечто особенное?!

Мелкий, неровный почерк. Почему-то вспоминаю, что Ливия была не из столицы, наверняка в пансионе вроде заведения мадам Джанс не обучалась и за корявые буквы по пальцам не получала.

Машинально разминаю свои пальчики, вспоминая бесконечные наставления о том, как надо писать. Меня ведь писать заново учили с младшими девочками, ничего не помнила. Говорила и то с трудом. Психологи полагали, что если вспомню прошлое, и остальное тоже вспомнится. Да так и не сложилось.