Вечер закончивается скучно.

Я надеялась на какую-то вспышку, может, скандал… Было бы шикарно, если Марат и этот шкаф подрались, но, увы, моей жаждущей экшена душе ничего не обламывается.

Уже сидя в машине Каримов, я ему откровенно заявляю:

— Ну вы, сударь, и дурак!

Марат вскидывается?

— С какого это я дурак?

— Баба нужна, а ты строишь козьи морды, меня притаскиваешь… А ради чего? Все разошлись по своим углам ринга. Ничего не изменилось, — фыркаю я. — Вот поэтому девчонки и сидят не замужем, потому что вы только в оскорбленную невинность играть и можете. Совсем мужики измельчали!

— А ты, стало быть, принца ждешь? — злится Каримов, заводя машину.

— Нет, — отмахиваюсь. — На принцах я поставила крест лет в тринадцать. Я жду главного злодея. Уж он-то меня не разочарует.

— Ну, с твоим упорством, точно на него нарвешься, — каркает Марат.

В общем дома, поставив телефон на зарядку, я грустно подвожу итоги — зря марафетилась, ничего интересного, даже сплетню Алсу не пустить. Ну разве что с брюлликами рядом постояла и заценила стати Бергмана.

Вот где настоящий плохиш.

Но я об него зубы точно бы обломала.

С такими печальными мыслями я и отбываю в объятия морфея.

А утром подскакиваю, как в задницу ужаленная, потому что сегодня я проспала взаправду.

Ну, конечно. Поставить телефон на зарядку — это я додумалась, а вот включить его — нет. Гениальность — мое второе имя! С содроганием запускаю мобильник в ожидании худшего: мне звонила и не дозвонилась мама…

Ан нет, бог миловал.

Мне за утро четыре раза звонили с работы, но я, как увольняющийся, не очень впечатлилась. Вчера два раза звонил брат. Он, конечно, придурок, но ему я перезвоню. Потом. Однажды.

И апофеозом сообщение, что абонент «Юдин» звонил мне… ять! Четырнадцать раз.

Что-то мне как-то нехорошо.

Голосовые.

У меня вьетнамские флэшбеки. Может, не слушать?

В конце концов, я же уже приняла решение, что нам с ним не по пути. Вот и волноваться мне по его поводу тоже не стоит.

Наверное.

Однако, собираясь на работу и галопом носясь по квартире, в мыслях я нет-нет, да и возвращаюсь к сообщению от Юдина.

Все-таки любопытно и почему-то ссыкотно.

Как будто я нашкодила. Вернулась с дискотеки позже половины одиннадцатого.

Захлебываясь кофе на пути в прихожую, с риском понаставить пятна на белом платье еще до того, как его чем-нибудь обляпаю уже на Солнечной, я все-таки не выдерживаю.

«Госпожа дизайнер, вы сейчас хорошо представляете, как попали?»

На всякий отставляю чашку на полку с расческами.

Скроллю следующее сообщение.

Фотка.

Ремня.

Аж захлебываюсь от возмущения. Правильно чашечку отставила.

Он там мухоморов, что ли, объелся? С чего он решил, что может мне угрожать?

Хорохорюсь, а сама вспоминаю, с какой скоростью Юдин раздевается. И вытаскивает ремень. Сглатываю.

Да я просто не успею ему объяснить, насколько он неправ!

Ладно. Сегодня дорисую, отделка и мебель вся заказана. Что-то уже даже привезли.

Под занавес появлюсь и все расставлю. А пока свалю в закат.

Чтоб еще раз не нарваться на «ужин» или что-то вроде того, потому что есть подозрения, что ремень в руках Михаила может мне понравиться…

Оттарабанив в офис, что я двигаю на объект, приступаю к завершающей фазе своего сюрприза.

И к концу дня я могу собой гордиться.

О, да!

Как раз то, что нужно.

И не придерешься. Бу-га-гашеньки!

С чувством отлично исполненной пакости, я собираюсь домой. Пора снять этот комбез. А может, себе забрать, как напоминание о горяченьком?

По традиции приняв душ в будущей спальне Юдина, я проверяю свое жутко непрактичное для стройки платье на предмет пятен, когда раздается напрягающий меня шум.

Прежде, чем я понимаю, что напрягает он меня, потому что приближается, в комнату распахивается дверь, и на пороге возникает разъяренный медведь.

Первая мысль у меня как обычно дурацкая.

Что он здесь делает? У него же командировка до завтра?

Зато вторая мысль чуть разумнее — прикрыть руками сиськи.

В трусах — и то хлеб. Хотя трусишки, конечно, несерьезные.

Найдя меня взглядом, Юдин берется за пуговицы на рубашке. Лицо у него такое, что я начинаю судорожно перебирать в голове, за что меня будут казнить.

Почему-то у меня не находится слов, чтобы как-то возмутиться. Что-то такое давящее в его ауре дает понять, что я реально попала. И обычная перепалка тут не поможет.

Расстегнув и манжеты, Михаил демонстративно закатывает рукава.

Да не… Он же не будет меня пороть?

Хотя я так, кажется, с Юдиным уже прокалывалась. В лифте.

Я тоже не думала, что он меня поцелует. И в спальне у себя до последнего не верила, что трахнет. И это был эпик фейл. И поцеловал, и трахнул.

— Это ты молодец, госпожа дизайнер, — с расстановкой говорит Юдин, действительно щелкая пряжкой ремня. — В таком виде я злюсь на тебя немного меньше.

Это он про то, что я тут в одних босоножках и крошечных, бурундучку на нос, стрингах?

Я как загипнотизированная смотрю на Михаила и радуюсь, что он ремень не вынимает, потому что задница начинает волноваться, а только спускает молнию собачки.

Радуюсь? Твою мать!

Пискнув, я заметалась, прикрываясь руками, в поисках путей отступления в ванную.

А куда я еще с голой попой?

— Нечего на меня злиться, — вякаю я, понимая, что еще чуть-чуть, и меня натянут на… мамочки!

Огромный Юдин двигается неожиданно стремительно и перехватывает меня у окна.

Развернув меня к себе спиной, он приподнимает меня и фиксирует своими лапищами так, что мне не вырваться. В живот убирается подоконник, ноги не достают до пола, а сзади…