линия горизонта, горы в туманной дымке, и снежных шапках. Алая заря. Ревущие реки и пронзительный ветер.

Да, это могло бы избавить меня от всего этого. Но, наверное, на долю секунды. Как только восторг нового мира пройдет, как только ты вкусишь его плоды, то тут же упадешь в её объятия. Вновь тебя укутает аккрециозия. Где выхода нет, есть только краткий миг полета над пропастью. Где каждое слово, брошенное даже самому близкому человеку ничтожно и искажено. Где всё существует на грани падения, и ничто никак не может упасть.

В сущности, перемещаясь от события к событию. Я пришел в никуда. Состояние, наполненное одним и тем же — пустотой. А над этой равниной, над серым маревом тумана возвышаются одинокие вершины. Одна из них — неожиданная смерть в глубоком космосе.

Будто бы забравшись на неё, осознав это событие, прожив его. Мне удастся наполнится смыслом, сделать нечто такое, что поднимает меня над этим маревом всего на одну ступеньку. Всего на чуть-чуть. Но так. Что туман под ногами развеется. И мне удастся заглянуть дальше, вздохнуть глубже. Быть иначе.

Невольно я коснулся вмятины на лбу.

— Интересно. Расскажешь?

Жикривецкий растянулся в хищной улыбке.

— Не знаю, знакомо ли это вам. Но вокруг нас. — каждое слово таяло под его жалом пристального внимания. — Вокруг нас разлита материя, связывающая нас всех воедино.

Зачем-то я начал помогать себе руками.

— Если, вы, быть может, обратитесь к своему опыт, к событиям своей жизни. То найдете в следах таких событий, что будто бы одна и та же сила постоянно ведет вас от одного события к другому….

В его глаза на мгновение промелькнул интерес.

— Как носитель? — осторожно спросил он. — Как причина данной силы?

— Скорее вы ей принадлежите. Она как подводное течение несет вас и ставит перед то одной необходимостью, то перед другой…

— Как судьба?

Жестикулирую как могу, но это, кажется, не помогает. Пытаюсь дать своим словам нужно измерение.

— Не совсем. Судьба — это слишком общо. Здесь же, принадлежа этой силе, вы через неё связаны с другими. И в итоге, она приводит многих в один и тот же сток. В центр. Где ставит перед определенной необходимость. Всех, кто с ней связан.

— Та-а-а-к. — протянул Олег.

— И вот мы здесь в стоке. В центре.

— Мы? Все, кто на корабле? — он смотрит на меня, чуть подавшись вперед.

— Корабль вторичен. — говорю я. — Скорее, все кто вовлечен в гибель Лилии. Ведь не будь этого события, не было бы и вот этого — показываю на стол между нами и кружки с чаем. — Она, эта сила, творит все вокруг, и перед ним же нас и бросает.

— То есть, все мы связаны как-то с её смертью?

— Не логически, как мы привыкли, но континуально.

От моих слов Олег насторожился. Стал похож на хищную птицу на высоком насесте. Готовый бросится на добычу он заерзал в кресле.

— Как будто, — говорю я, ожидая удара когтей. — Если мы поймем, кого и как всё это время двигала такая сила. Кого и как она вела, то мы сможем понять, как мы все оказались в событии её смерти. Возможно, тогда и тайна этой трагедии… — говорю, а голос мой дрожит. — Будет раскрыта.

Он долго смотрит на меня. На жесты рук, замершие в воздухе. Не знаю, где я был в тот момент, но помню, что, почему-то не сразу заметил, как он смягчился. Взгляд его переменился, поза, повадки. Он расслабился, откинувшись в кресле. И не было больше в нем следа острого жала мыслей.

Только сочувствие.

— Артём — Артем, — сказал он. — Еще чаю?

Моя кружка была пуста.

— Да, пожалуй.

— Сейчас. — подмигнул мне Олег и грузно поднялся. Походка его растеряла строгость, какую-то порывистость и энергию. Стала обволакивающей, мягкой. Будто бы он хотел занять собой все пространство и в нем раствориться.

Пока он возился с чайником я продолжил.

— Тогда, мы вместе, сообща, сработаем как детектор. Определим центр этой силы. Сможем ее обнаружить.

Жикривецкий рассмеялся.

— Допустим. — сказал он.

— Вот, например, Игорь Семенович, он связан с ней, через свой недуг. Вы это знаете. Но он же и дает ему силу…

— Игорь — Игорь. — задумчиво сказал Олег. — Тебе не стоит к нему приближаться вообще. Это мой тебе совет, Артём. Настоятельный совет. Тем более с такими теориями… Я очень надеюсь, что этот совет, для тебя будет руководством к действию.

Я молча кивнул.

— Он питается такими как вы. Превратил институт в свою кладовую. И вы сами охотно лезете к нему на стол. — голос его стал холоден и бесстрастен, как голос человека, способного на многие вещи, на самые сложные решения и эти нотки ввергли меня в ужас.

Олег принес чай к столу. Затем вернулся на кухню и принес конфеты и печенье.

— Если бы было можно, — сказал он, усаживаясь в кресле. — Запретил бы ему давно доступ в любое учебное заведение. — его глаза сверкнули, как бы подчеркнув тот факт, что все сказанное останется, между нами, хочу я того или нет. — Но так нельзя. Возможно, отсев, подобный тому, что устраивает Фадин, также необходим… Не мне решать.

На это он заложил ногу на ногу, печенье макнул в чай и съел. И вновь продолжил.

— Идеи, идеи, идеи. Это очень опасный субстрат. Очень опасный. Который ведет к гибели всяких неразумных, вроде вас. Это очень опасный путь. Не готов — не иди. Идешь — принимай последствия.

Я слушал молча, так и не притронувшись к кружке. Дивясь перемене. Будто передо мной стоя человек в шрамах. Он говорил, а взгляд его блуждал среди фантомов, оживших картин давно минувших дней. Или попросту он растворился в наваждении, преследуемый своими ожившими заблуждениями. Но что-то подсказывало мне, что это не так. Что разум его был ясен, собран и свеж. Даже блуждая среди теней.

И пытливым взором своим, он с легкостью мог найти дорогу обратно.

— Ну хорошо. — говорю я наконец. — Оставим профессора Фадина в стороне. Ычк твуми сфодео дкло дклвкс.

На этих словах Олег сверил меня насмешливым взглядом. Правда всего лишь на короткий миг.

— Так в чем же проявляется эта сила, благодаря которой мы тут собрались. — говорит он. — Если как я понял, она был изначально, и вела всех нас, с нею связанных.

За реечной ширмой кто-то ворочается в его кровати. Под одеялом. Оно легко поднимается и опускается. Не помню, когда я заходил, был ли там кто-то? Или опять мысли начинают жить своей жизнью? Олег заметил мое замешательство и обернулся. Затем вновь