— Ты не лучше Платима, — едва слышным шепотомупрекнул Стрейджен. Затем он глянул вверх, прищурясь и покачивая в рукемассивный абордажный крюк. Отступив на шаг, он принялся вращать его широкимикругами, с каждым разом все больше выпуская веревку. Затем он размахнулся ишвырнул крюк, за которым тянулась веревка, высоко вверх. Крюк пролетел надстеной и упал по ту сторону с негромким металлическим лязгом. Стрейдженподергал веревку, чтобы убедиться, что крюк зацепился прочно, и уселся натраву.

— Поднимаемся? — спросила Миртаи.

— Нет еще. Кто-нибудь мог нас услышать. Подождем, покаего любопытство не угаснет.

— Парни, что стоят ночью на страже, дорогуша, небольно-то горят желанием бегать на всякий бряк, — пояснил Кааладор. —Судя по моему опыту, они обычно считают, что хорошая стража — это стража безпроисшествий, а потому предпочитают не сворачивать со своего маршрута, чтобыразведать, откуда донесся подозрительный звук. Покуда никто не подожжет дом,они не отягощают себя любопытством. Притом, — добавил он, снова переходяна свой излюбленный говор, — каково бедолагам торчать цельную ночку напосту, не тяпнувши ни разу хмельного? А уж после кувшинчика-другого они ивовсе-то ни шиша не расслышат. — Он поглядел на Стрейджена и уже направильном эленийском языке спросил: — Не хочешь проверить окна на первом этажепрежде, чем мы полезем на крышу?

— Нет, — сказал Стрейджен. — Когда дом запираютснаружи, окна первого этажа проверяют не единожды, да и ночные стражники отскуки вечно гремят дверными ручками и дергают засовы на первом этаже. Лично явсегда предпочитал верхний этаж.

— А если и там окна заперты? — спросила Миртаи.

— Тогда разобьем стекло, — пожал онплечами. — Здание высокое, и снизу разбитого окна никто не разглядит.

— Не промахнись, Стрейджен, — предостерегКааладор. — У меня предчувствие, что нам еще недели две сюда по ночамнаведываться. Здание-то большое.

— Ну так примемся за дело, — сказал Стрейджен,поднимаясь на ноги. Он оглянулся на лужайку — туман к этому временисгустился, — дернул пару раз веревку, чтобы окончательно убедиться, чтокрюк застрял прочно, и начал взбираться на стену.

— Ты за ним, дорогуша, — тихо сказал КааладорМиртаи.

— Почему ты меня так называешь? — спросила она.

— Дак, боже ж мой, по чистой дружбе, и ничего эдакого.Ты не вздумай ябедничать своему кривоногому красавчику. Парнишка он славный,только, ежели тебя затронуть, сущий бес.

— Это верно, — согласилась Миртаи. Она проворновскарабкалась вверх по веревке и оказалась на стене рядом со Стрейдженом.

— Что теперь? — спросила она.

— Когда поднимется Кааладор, заберемся на крышу ипроверим окна верхнего этажа.

— Опять с помощью крюка?

Он кивнул.

— Кажется, взломщики — наполовину обезьяны.

— Мы предпочитаем считать себя ловкими и подвижными.Послушай-ка: если внутри мы на кого-нибудь наткнемся, вначале попробуемзатаиться. Если это не сработает, стукнем его по голове. У Кааладора с собойбурдюк с вином. Он от души польет бедолагу вином — тем меньше будет веры егоболтовне, когда он придет в себя. Постарайся никого не убить. Придется всю ночьприбирать за собой, а когда уйдем отсюда, тащить с собой тело. Это не обычнаякража со взломом, и мы не хотим, чтобы кто-нибудь узнал о нашем визите.

— Стрейджен, я это и без тебя знаю.

— Я уже видел тебя в деле, любовь моя. Если все-такиприкончишь кого-то, постарайся пролить как можно меньше крови. Я не хочу, чтобывосход солнца застиг меня здесь с тряпкой в руках.

— Отчего это вы оба нынче ночью так и сыплетенежностями?

— Что-то я тебя не понял.

— Кааладор все время зовет меня «дорогуша», а ты толькочто сказал: «любовь моя». Это имеет какое-то значение?

Стрейджен хохотнул.

— Шайка взломщиков, Миртаи, — довольно теснаякомпания. От того, как сработает один из нас, зависит жизнь других, и этопорождает между нами весьма теплые чувства — до тех пор, пока не настанет времяделить добычу. Тогда-то обычно все теплые чувства и испаряются.

— Сарабиан, — сказала Элана, — давай-карасставим все по местам до того, как начнем открыто предпринимать какие-тошаги. Министерство внутренних дел знает, что мы что-то замышляем, но мыпродолжаем делать вид, что все идет как обычно. Как правило, прежде чемоглашать воззвания и распускать правительство, необходимо посадить под замоквсех, кто может этому помешать.

— Конечно, — согласился он, — я понимаю, чтоты права. — Они вновь стояли на крепостном валу, любуясь тем, как надгородом, выше густой пелены тумана, восходит солнце.

— Красиво, правда? — спросил император. —Цвет тумана почти идеально сочетается с розовато-лиловым оттенком стен икуполов.

— У тебя прекрасный город.

— В котором живет множество не столь уж прекрасныхлюдей. Чем я заменю полицию после того, как разгоню министерство внутреннихдел?

— По всей видимости, тебе придется объявить военноеположение.

Сарабиан моргнул.

— Боюсь, атаны не прибавят мне новых друзей. У нихвесьма упрощенное понятие о справедливости.

— Сарабиан, ни мне, ни тебе не грозят перевыборы, такчто мы можем совершать непопулярные поступки.

— Только до определенной степени, — возразилон. — Мне следует жить в мире с влиятельной аристократией Тамула, а я досих пор получаю протесты касательно сыновей и братьев из многих знатных родов,которые были убиты или покалечены, когда атаны подавляли мятеж.

— Но ведь они были изменниками?