в Падуе. Он снова поступил в университет, но на этот раз учился столь прилежно, что его начали ставить в пример другим. К тому же, как человек уже бывалый, он выбрал себе в преподаватели одного из лучших профессоров Universitas Artistarum.

Андреа от природы был любознателен, обладал недюжинным умом и схватывал все на лету. К тому же он имел весьма солидную медицинскую подготовку, которую прошел под руководством отца Галеаццо Гатари, опытнейшего провизора.

Падуанский университет не готовил провизоров. Он давал лишь общее медицинское образование, которое Адреа не очень-то было и нужно. Ему всего-навсего хотелось получить официальный статус медикуса.

Но в Падуе начали создавать сад лекарственных растений, и его профессор неоднократно читал лекции прямо на природе, в садовой оранжерее, объясняя студиозам целебные свойства представленных там образцов. Это ответвление медицинской науки очень интересовало Андреа Гатари – хотя бы потому, что отец уделял много внимания целительным силам живой природы и учил этому сыновей.

Денег у Андреа было гораздо больше, чем требовалось для учебы. Баталия у Аквилы с последующим бегством и грабежом латниками казны в замке Паганика сделала его весьма состоятельным человеком. Большую часть денег смекалистый Андреа пустил в оборот – ссудил известному купцу, получая при этом неплохой процент от сделок, а на остальные купил помещение под аптеку с квартирой на втором этаже и восстановился в университете.

Он принципиально не попросил у отца на обучение в Падуе ни единого дуката. Старый Галеаццо Гатари и так был крайне недоволен решением Андреа создать «копье» и подписать кондотту. Он уже практически вычеркнул непутевого младшего сына из своей жизни, решив передать семейное дело старшему – Бартоломео, хотя тот и был несколько туповат. Прежде на месте главного провизора «Alla Testa d’Oro» отец видел Андреа, но тот не оправдал его надежд.

Обычно студиозам, в особенности школярам, в некоторых случаях предоставлялось жилье (у Андреа оно уже было) и денежная помощь, но только на год. Решение о продлении помощи принималось основателями приюта.

Но бедным студиозам за бесплатное обучение приходилось задарма переписывать церковные рукописи, а также они должны были читать семь псалмов за упокой души покойного жертвователя учебного заведения. Более обеспеченные студенты должны были вносить залог золотом, чтобы получить рукопись, а также платить за ее использование, причем плата зависела от числа страниц в манускрипте.

Андреа Гатари таки вопросы мало волновали. Он купил себе все необходимые книги (и даже больше), хотя они стоили немалых денег, и уделял внимание не только обучению, но большей частью налаживанию дел в своем «гапере». Ближе к окончанию университета его аптека стала модной. И на то были веские причины.

Он сотворил удивительное лекарство. Притом совершенно случайно, слушая в таверне болтовню подгулявших датчан.

Один из них рассказал про невероятные свойства лекарства короля данов Олафа Хакоссона, сына норвежского короля Хакона Магнуссона и Маргариты Датской. Будто бы личный лекарь Олафа сотворил настоящее чудо – составил снадобье, двух-трех капель которого хватало для того, чтобы мужчина стал в постели гигантом. А еще этим чудодейственным бальзамом лечили многие болезни, не поддающиеся ухищрениям ни врачей, ни знахарей.

У Андреа от такой новости даже уши зашевелились. Да ведь это те самые знаменитые «капли датского короля», о коих жужжали дамы, еще когда он был в Венеции! Тогда он лишь отмахнулся от этой новости, – какие глупости! уж ему-то точно это подозрительное снадобье нужно как корове седло, – но теперь внимательно вслушивался и старался запомнить все, что плел пьяненький датчанин.

Похоже, иноземец был или аптекарем, или врачом у купца, который вел торговлю с Венецией.

Датчанин обстоятельно рассказал, что входит в состав «чудодейственных» капель, хотя за язык его никто не тянул. Что с пьяного возьмешь… Он был уверен, что его товарищи в аптекарских делах не смыслят ни бельмеса, поэтому говорил свободно, ничего не утаивая. Видимо, ему захотелось хоть чем-то их поразить, коль уж он не смыслил ни в торговле, ни в военных делах.

Андреа старался не пропустить ни единого его словечка. Некоторые составляющие «чудодейственных капель» в изложении хмельного дана звучали странно, непривычно для уха венецианца, но Андреа все старательно запомнил, а затем поторопился записать, едва вернулся домой, и расшифровать. Спустя какое-то время он решил изготовить капли короля данов, но поначалу у него ничего не получалось.

Вроде делал все так, как рассказывал датчанин: и выжимку из лакричного корня в настойку добавил, и нашатырь, и анис, и еще много других составляющих бальзам частей, а лекарством, то, что получалось, можно было лечить лишь простуду. И только несколько позже, когда он добавил в густую зеленоватую жидкость масло фенхеля, которое он нечаянно упустил из виду, все у него получилось.

Фенхель был вообще удивительным растением. Древние саксы относили фенхель к священным травам и вешали его веточки для защиты от колдовства и злых духов. В Древней Греции и Древнем Риме растение использовали для придания дыханию свежести, а телу – силы. Римские легионеры жевали семена для утоления голода, а христиане – в дни поста. Греки считали фенхель символом успеха. Он оказался именно той составной частью настойки, которой не хватало.

Слава чудодейственного лекарства безвестного аптекаря разнеслась по всей Падуе. Он едва успевал выполнять заказы, а ведь еще нужно было постигать и премудрости медицинской науки.

Андреа спал не более четырех часов в сутки и совсем извелся. Он разрывался между желанием приумножить свое богатство и пройти курс медицинских наук. Правда, профессор смотрел на то, что он редко посещает его лекции, сквозь пальцы. Все дело заключалось в том, что он знал, чем занимается его студиоз, но главное – Андреа дал ему свои «чудодейственные капли», после чего семейная жизнь преподавателя пошла на лад.

На факультете Universitas Artistarum многие знали боевое прошлое Андреа, что было большой редкостью для студиозов, предпочитавших не махать мечом, рискуя жизнью, а шляться по тавернам и беспутным девкам. Поэтому вскоре Андреа получил прозвище «Lancia Spezzada» – «Сломанное Копье».

Прозвище это было взято не с потолка. Помимо отрядов кондотьеров существовали войска из так называемых «сломанных копий». Это когда от «копья» отделялся всадник и нанимается на службу сам по себе. Многие записывались в «lance spezzate», чтобы подчеркнуть свою независимость. Но в основном эти воинские подразделения состояли из дезертиров разных армий, а также из тех солдат, чей кондотьер был убит.

К счастью, Эразмо да Нарни – Гаттемалата или Пятнистый Кот – здравствовал и пользовался в Падуе большим влиянием. Тем не менее, коль уж крохотное подразделение Андреа Гатари приказало долго себя помнить, сам он и впрямь стал «сломанным копьем», так как оставил своего кондотьера и поступил в университет, который с некоторой натяжкой можно было считать новым отрядом.

Прозвища практически во всех университетах Европы считались обязательными. Школяр, который отучился в Падуанском университете год, должен был избавиться от своего настоящего имени, а затем выступить с неким заявлением, которое его товарищи должны были оспорить.

Если ему удавалось победить в споре, двое недавно переименованных новичков приносили бадейку воды, чтобы водой очистить нового кандидата в студиозы, облив его с головы до ног, и присвоить ему прозвище. После этой церемонии школяры и студиозы провозили нареченного новым именем по городу верхом на осле.

Прозвище (или новое имя) Сломанное Копье студиозы