и неизвестно, хотел ли герцог, чтобы посетители осматривали статуи в определенном порядке, который придавал бы им дополнительный смысл.

Ученые находят множество литературных отсылок. Сад чудовищ связывают с «Божественной комедией» Данте, «Неистовым Роландом» Лудовико Ариосто и «Гипнэротомахией Полифила» Франческо Колонны. И все исследователи сходятся в том, что одна фигура главенствует в символическом дискурсе всего парка. Эта фигура – не кто иной, как Огр, чья пасть служит воротами в мир тайн.

Это, несомненно, самая знаменитая скульптура в парке. Беглый поиск в интернете мгновенно дает сотни фотографий туристов, которых словно вот-вот пожрет чудище из Бомарцо. К голове Огра, находящейся на краю небольшой площадки, ведет короткая лестница. Лик его ужасен. Глаза и рот широко распахнуты, два верхних зуба придают еще более грозное выражение, черная пасть одновременно притягивает, отталкивает и пугает. В таком месте, как Сад чудовищ, возможно все, и эта пасть – порог неведомого. Может, это вход в таинственный туннель, который приведет нас в другую часть парка? Или в огромную пещеру, полную сокровищ? Или в этой глотке ждут лишь опасности? Ответ можно найти разве что внутри этой гротескной пасти – но прежде возникают новые вопросы. В какой момент в Италии эпохи Ренессанса могла возникнуть идея подобного парка? Была ли это прихоть безумца – и можно ли найти что-то похожее на этот разгул фантазии? Тут недостаточно зайти в пасть Огра; придется вернуться на пять веков назад и попытаться осмыслить один из важнейших поворотов в истории европейской культуры.

Бывают моменты, когда кажется, что мир вот-вот рухнет. Это был как раз такой момент. Всего за одно десятилетие Европа соскользнула в бездонную пропасть, водоворот смятения, хаоса и анархии, поглотивший то, что мы называем Возрождением. Все началось в 1517 году, когда немецкий богослов Мартин Лютер вывесил свои девяносто пять тезисов на дверях церкви в Виттенберге. Искры разлетелись по многим странам, где в идеях Лютера увидели оправдание для политических и религиозных бунтов. Хрупкое равновесие в Европе было нарушено.

Три года спустя, словно желая сбежать из разваливавшегося на глазах мира, умер великий Рафаэль. Божественный живописец, приверженец чистого римского классицизма, лучше всех умевший претворять в образы ренессансную гармонию, скончался от лихорадки. Лихорадило и всю Европу. Еще через семь лет вышедшие из-под контроля войска императора Карла V разграбили Рим. Подобного не случалось вот уже почти пять столетий; для многих итальянских территорий это был смертельный удар. Относительная безмятежность начала века исчезла, и искусство не могло остаться в стороне.

Если классицизм эпохи Возрождения отличался гармонией, то новые неспокойные времена требовали нового визуального языка. На смену почти идеально сбалансированному искусству Италии начала XVI века должен был прийти иной способ осмысления действительности. В охваченной войнами и конфликтами Европе обретало смысл не спокойное пропорциональное искусство, а такое, которое отражало царящее смятение. Разум отступил перед воображением. Гармонии был противопоставлен диссонанс, объективности перспективы, царившей уже больше века, – субъективность, фантазия, свобода. Родился маньеризм, а вместе с ним – чудовища и призраки Священного леса, анатомические несуразности персонажей Эль Греко и визуальные игры Арчимбольдо, его портреты из фруктов и овощей. Гигантская черная пасть Огра из Бомарцо поглотила Ренессанс и оставила от него, навсегда исчезнувшего, только далекое эхо.

Сад чудовищ Пьера Франческо Орсини – типичный маньеристский парк. Пожалуй, это самый маньеристский из всех маньеристских парков. Нигде больше оригинальность, фантазия и творческая свобода не достигают таких высот, как в Бомарцо. Другие образцы той эпохи – вилла д’Эсте или ближайшая к Бомарцо вилла Ланте – не могут сравниться со Священным лесом. Учитывая, что над всеми тремя работал Пирро Лигорио, можно предположить, что разница объясняется влиянием Вичино Орсини. Герцог, увлекавшийся литературой и неоплатонической философией, а также астрологией и даже алхимией, мог сообщить парку свои идеи и убеждения. Если в парках Ренессанса и последовавшего за ним барокко преобладают прямые линии и симметрия, то в эстетике маньеризма сад – царство воображения и выдумки. Стремление укротить природу, лежащее в основе ренессансного садово-паркового искусства, сменилось имитацией природной свободы. Геометрические партеры уступают место садам, которые напоминают окружающие леса и как бы сливаются с ними. На смену прозрачным прудам и светлым эспланадам приходят загадочные лабиринты и искусственные гроты. А спокойные и гармоничные классические статуи вытесняются словно бы извивающимися, скорченными фигурами. Невозмутимое лицо Ренессанса превращается в насмешливую гримасу маньеризма. Радикальная перемена: от «Давида» Микеланджело к Огру из Бомарцо.

Приблизившись к пасти, посетитель парка видит, что на верхней губе Огра что-то написано. Выделенные красной краской слова Ogni pensiero vola будто приглашают в глубину пасти. «Каждая мысль летает», – предупреждает чудовищная голова, готовая погрузить нас во мрак.

Глаза не сразу привыкают к темноте. То, что представлялось нам туннелем или огромной пещерой, оказалось небольшой комнатой, и, зазевавшись, мы легко можем наткнуться на стоящий посередине стол. Еще пара секунд, и мы различаем скамью, вырезанную прямо из камня в толще холма и идущую по всему периметру искусственной пещеры. Перед нами не адское подземелье, а место для уединения и размышлений. Каждая мысль летает. В самый неожиданный момент нас настигает типичный для маньеризма прием – сюрприз: злобный грозный Огр оказывается проводником в мир раздумий. Каждая мысль летает. Мы оборачиваемся к пасти и видим, что сияющий день прорывает мрак не только через отверстие рта, но и через глаза чудовища, превратившиеся в светильники. Как только мы переступили порог, темное стало светлым. Каждая мысль летает.

В конце 1940-х в Священном лесу по приглашению итальянского искусствоведа Марио Праца побывал Сальвадор Дали. Сохранилась даже короткая видеозапись того, как гений сюрреализма бродит среди скульптур парка. Он заходит на минуту в «падающий дом», а затем пристально смотрит на статуи, как будто хочет установить мысленную связь с обитателями сада. Потом усаживается прямо в пасти Огра и зажигает свечу, а другой человек в ту же минуту выглядывает из левого глаза чудища.

Визит Дали предвосхитил скорую славу Бомарцо: город стали связывать с расцветом сюрреализма. Поиск вдохновения в мире снов и сказок, примат фантазии и воображения, а также другие черты сюрреализма вписывались в художественную традицию, восходящую к маньеризму Священного леса. Зажигая свечу в пасти Огра, Дали словно говорит нам, что некоторые сюрреалистические образы и идеи берут начало в видениях, которые четырьмя веками ранее Вичино Орсини велел вырезать в камне. Дали делится с нами открытием: Огр из Бомарцо проглотил Ренессанс, но также породил сюрреализм.

Во многих культурах рот – символ порога и перехода. Вход, связывающий два пространства. Концы улиц, спуски к станциям метро и входы в порты по-испански называются boca – «уста», и все это – места оживленного движения. Однако рот Огра