Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Дессау Баухаус приблизился к мечте о тотальном дизайне, который охватывал бы все, от самого малого до самого большого, от чайной ложки до городского квартала. Но мечта не сбылась – вмешалась драма.
В 1928 году часть преподавателей во главе с Гропиусом покинула школу. Новым директором стал архитектор Ханнес Майер, убежденный коммунист. Политизировавшийся при нем Баухаус оказался в опасном положении в Германии тех смутных лет, и последствия не заставили себя ждать. После череды скандалов мэр Дессау принял решение сместить Майера, и в 1930 году бразды правления принял архитектор Людвиг Мис ван дер Роэ. Но конфликты не прекратились. Политическая ситуация в Германии напоминала пороховую бочку, и победы нацистов на нескольких выборах подряд не способствовали развитию школы. В 1932 году городской совет Дессау проголосовал за закрытие Баухауса. Мис ван дер Роэ попытался продолжить работу в Берлине, на территории заброшенной телефонной фабрики, но школа, по сути, умерла, как только закрылись двери здания в Дессау. Собрание 19 июля 1933 года, на котором было объявлено о роспуске Баухауса, поставило точку в истории, развязка которой была предопределена несколькими годами ранее.
Прекратив существование в качестве учебного заведения, Баухаус родился в качестве мифа. После прихода Гитлера к власти в 1933 году десятки выпускников и преподавателей школы бежали из Германии. Некоторые поселились в сохранявшей нейтралитет Швейцарии и после Второй мировой войны превратили ее в мировой центр дизайна. Другие уехали в США, где их встретили как героев антигитлеровского сопротивления и настоящих звезд мировой культуры. Гропиус, Мис ван дер Роэ и Мохой-Надь получили профессорские должности в лучших американских университетах, а, например, Марсель Брёйер и Герберт Байер успешно продолжили профессиональную карьеру и никогда не испытывали недостатка в заказах и во всеобщем восхищении.
В результате всего этого американский дизайн и архитектура середины ХХ века испытали значительное влияние идей Баухауса. А поскольку после Второй мировой США заняли доминирующее положение в мире, Баухаус и его подход к дизайну оставались актуальными и на протяжении второй половины века. Идея функциональной, рациональной и лаконичной красоты лежит в основе многих успешнейших дизайнерских разработок последних десятилетий. Множество вневременных предметов продолжают линию, заданную баухаусовцами в Германии межвоенного периода. Сгубив Баухаус как школу, нацисты превратили его в легенду. Разогнав преподавателей и студентов, лишь укрепили идею. А как известно, идею, в отличие от армий и крепостных стен, уничтожить практически невозможно.
Главный вход Баухауса не отражает значимости здания и всего, что в нем происходило. Эта скромность и отсутствие пафоса не случайны. Многие двери, фасады и портики, описанные на страницах этой книги, обладали представительскими, символическими или декоративными функциями. Двери не только пропускают нас внутрь дома или помещения, они еще и содержат послания. Баухаус своей дверью тоже шлет нам послание – но необычное, радикально новое для своего времени. Здесь нет символики и нет орнамента. Нет величественности и нет пышности. Здесь есть только рациональность и функциональность, как во всех дизайнерских проектах, которые преподаватели и ученики школы реализовали в те героические годы. Излишнее должно быть убрано, как того требовал в начале века австрийский архитектор Адольф Лоос в статье «Орнамент и преступление».
Оно и убрано в этом простом безыскусном входе, как и в других входах, созданных баухаусовцами. Чтобы в этом убедиться, достаточно посетить обувную фабрику «Фагус», построенную в 1910–1914 годах по проекту Вальтера Гропиуса и Адольфа Мейера. Или доехать до чешского города Брно и посмотреть на поразительной простоты вход, который Мис ван дер Роэ спроектировал для роскошной виллы семейства Тугендхат в 1928 году. Все эти двери в своей скромности несут одну из мощнейших идей прошлого века. Ту, что Мис ван дер Роэ попытался выразить формулой «меньше значит больше»: триумф сдержанности и простоты, отказ от избыточности, искренность формы.
Британский историк Эрик Хобсбаум назвал ХХ столетие «коротким веком». По его мысли, этот век начался не в 1901-м, а в 1914 году, с началом Первой мировой войны, а завершился падением Берлинской стены в 1989-м и развалом Советского Союза в 1991-м. Если так, то Баухаус с его идеями стал одной из дверей, через которые просочился функциональный, машинный, металлический ХХ век. Когда я в следующий раз отключу будильник, зажгу настольную лампу на гнущейся ножке или выберу шрифт без засечек в текстовом редакторе, я вспомню, что все эти вещи были придуманы и воплощены небольшой компанией мечтателей и идеалистов в городке на востоке Германии. Когда сяду на стул, сплавленный из металлических трубок, я на минуту задумаюсь о том, что прадедушка этого стула родился в мастерских, куда вела простая дверь Баухауса, напоминающая фабричную.
Триумфальная арка Тита (Рим)
Дверь в бессмертие?
Увы, кажется, я становлюсь богом.
Последние слова императора Веспасиана (согласно Светонию)
С любого балкона Капитолийских музеев открывается потрясающий вид. Здание табулария[40], превращенное в цокольный этаж дворца Сенаторов, позволяет подняться над Римским форумом и одним взглядом охватить сразу несколько важных памятников империи. Кажется, здесь можно дотронуться до времени, ощутить аромат прошлого и мраморную твердость веков. На переднем плане – величественные колонны храмов Веспасиана и Сатурна рядом с аркой Септимия Севера, чуть подальше – остатки базилики Юлия, Дома весталок и храма Диоскуров, а также храм Антонина и Фаустины; справа возвышается холм Палатин; в глубине панорамы над прочими постройками поднимаются верхние ярусы Колизея, расположенные почти на пятидесятиметровой высоте. А посреди всего этого великолепия, в начале древней Священной дороги, сверкает белым пентелийским мрамором триумфальная арка Тита. Это вход, ведущий в самое сердце Древнего Рима, и сейчас мы переступим этот порог.
Я прекрасно помню, как впервые оказался на руинах Римского форума. Это было холодным утром в конце зимы 2000 года, и, по правде говоря, тогда он не произвел на меня сильного впечатления. Я