говорю, опасно и нельзя! Влад на моё молчание аккуратно ставит ложечку в чашку, отодвигает от себя и медленно поднимает взгляд.

Не нравится мне, как он смотрит.

– У девочки, о которой рассказывал твой отец, камень был, – говорю неохотно. – И у сегодняшней тоже, целая россыпь… Влад?

Он вдруг с размаху стучит кулаком по столу, чашки сердито звякают, коробка с чайными пакетиками подпрыгивает и заваливается на бок. Влад вскакивает, подбегает к шкафу и лезет в карман своей куртки.

– Вот, – он тычет в мою сторону чем-то ярким, я присматриваюсь и опознаю куклу Веснянку в розовой юбке в горошек. – С Леркой с утра виделся, она подарила. А я ей подарил драконит. Ну так, знаешь… Блин, скажи мне, что вы на курсах учились делать что-то мирное с этими камнями!

А ведь Мария Николаевна вчера предупреждала про беду и горячее сердце.

Мне вдруг становится холодно. Я медленно качаю головой, а Влад продолжает говорить, быстро и нервно: о том, что Лерка ещё в субботу по пути из цирка спросила про копьё и драконов, он, конечно, не упустил возможности произвести впечатление на даму, а вчера вечером она позвонила…

– …Сказала, вам задали, ну, типа домашки, – тараторит Влад. – Сложный амулет, на желание. Ну, я её перед школой встретил, она обрадовалась, сказала, что сегодня три урока, а потом…

– Звони ей, быстро.

Сама тут же набираю Сашку. Тот, о счастье, как раз едет в сторону работы и как раз может удачно заскочить домой. Три урока должны были уже закончиться, не факт, что Лерка сразу же пошла домой, и не факт, что она не вернулась туда вместо уроков, пока мама на работе, а Виталька на парах. Но Влад с третьего раза дозвониться ей не смог – и где ещё её искать?

Коротко и по возможности без лишних подробностей объясняю насчёт девушки с амулетом, о которой говорил Князев, упоминаю о Веронике и утренней встрече перед уроками. Прямо сквозь телефон ощущаю, что Сашка злится и очень хочет задать много дополнительных вопросов, но болтать некогда, он как раз подъезжает. Потом он кладёт трубку, и мы с Владом ещё минут двадцать молча и нервно допиваем остывший чай.

Может, ничего и не случилось.

Может, у меня просто паранойя.

Может…

Телефон лежит на столе, я то и дело кошусь на него, но от звонка всё-таки подпрыгиваю.

– Кать, какого хрена происходит, а? – проникновенно спрашивает Сашка. – И почему я об этом узнаю последним?!

В первый миг я чуть расслабляюсь – о смерти сестры он говорил бы по-другому. Однако и если б ничего не случилось, тон был бы иным.

– Лерка в порядке?

Сашка пару секунд молчит, потом ядовито выплёвывает:

– Жива, дура, блин. Наушники отобрал, телефон отобрал, камень с куклой отобрал, подзатыльник выдал. Сидит, ревёт.

Я быстро выдыхаю и тут же соображаю, что в телефоне могла сохраниться та самая инструкция, а то и переписка.

– Звони Князеву, пусть…

– Да иди ты на хрен со своим Князевым! – неожиданно эмоционально взрывается он. – Что ни скажу – Князев то, Князев это! Может, ты и замуж за него пойдёшь?!

И сбрасывает звонок.

Я некоторое время сижу молча и гляжу в стену. Эмоций почему-то нет, видимо, попрятались от шока, осталось только вялое любопытство: считать ли вот это разрывом помолвки или подождать официального уведомления от загса? Гошка тихонько забирается мне на руки, ставит передние лапы на плечо и тычется носом в шею – утешает. Всё-то ты понимаешь, зайка моя…

– Кать?..

Я встряхиваюсь и сажусь ровнее.

– Живая, – говорю Владу, удивляясь тому, насколько спокойно звучит голос. – Он успел.

Практикант зажмуривается, шумно вздыхает, потом оглядывается, наливает в чашку горячей воды из чайника и выпивает залпом. Морщится. Смотрит вопросительно.

– Чего он тебе ещё сказал?

– Неважно.

Влад считывает посыл «очень важно, но не твоё собачье дело», криво ухмыляется, но тему оставляет. Неуверенно уточняет:

– Отцу позвонить?..

Я отмахиваюсь и сама берусь за телефон. Разговаривать не хочется, поэтому быстро строчу сообщение: про куклу с камнем, про Лерку, про Сашку и телефон их мамы копирую туда же, пусть попробуют теперь отвертеться. От Князева мгновенно прилетает «Принял», и я не хочу знать все те слова, которые он при этом сказал вслух, и лицо его видеть тоже не хочу.

Ничего не хочу.

Совсем.

И вообще, не моё это дело.

Архив сдан, до обеда всего час, и я делаю попытку выставить Влада домой, аргументируя тем, что он сегодня уже совершил подвиг, а в пятницу можно и пораньше освободиться. Однако он сопротивляется: дома скучно, гулять не с кем, остаётся либо пойти помочь Антону в мастерской, либо лезть под горячую руку папеньке, но обе идеи сопряжены с риском узнать много новых интересных слов, а то и выхватить подзатыльник.

Я припоминаю кое-что из лексикона полицейского Вовы, однако заниматься просвещением несовершеннолетних в этой области мне не хочется. На моё счастье, в общем министерском чате начинают появляться некроманты, которых до обеда на местах не бывает принципиально. В их департаменте работает в основном молодёжь, новому непуганому человеку парни ужасно радуются, и юное дарование удаётся сбагрить в подвал на опыты.

В кабинете становится тихо, и я тут же жалею о принятом решении, потому что заглушать мрачные мысли теперь нечем.

Про Сашку с его дурацкой ревностью даже думать не хочется: либо разревусь, либо что-нибудь сломаю – не исключено, что кому-нибудь. Лучше сосредоточиться на жутковатой мысли, что куколка Вероники сгореть не успела, с Леркой у неведомого злодея тоже не вышло.

Кто следующий?

И как именно этот псих выбирает жертв?

И почему думать об этом опять должна я?!

Кощеева я отлавливаю на пороге его же собственного кабинета. Под моим взглядом его вечная ухмылочка чуточку бледнеет, он косится на навострившего уши помощника и тянет меня внутрь.

– Ничего нового я тебе не скажу, – предупреждает он негромко, закрывая за собой дверь. – Специалисты пытаются реконструировать ритуал в лагере, одних твоих подозрений для возобновления производства по делу «Белены» маловато.

Значит, про Лерку ему ещё не доложили. Я тут же восполняю Особому отделу дефицит информации, и Кощеев сердито поджимает губы.

– Всё равно недостаточно, – говорит он мрачно. – Пусть твой капитан отчёт по всей форме присылает. И не смотри на меня так, дела такого уровня просто так из архива не достают.

Я закусываю щёку, чтоб не ляпнуть про лежащие дома копии документов, пока они не превратились в чистые листы.

– Я начинаю понимать, почему Маргарита не хочет с вами работать, – говорю в сердцах. – И кстати.

На предъявленный экран телефона с фотографиями пенсионного удостоверения Кощеев негромко вздыхает.

– Ну ладно, угадала. И дальше что? Зачем она крутится на этих ваших курсах, я не знаю, она ничего не говорит, задания ей никто не давал. Увидишь ещё раз – спроси сама и передай, что она дура, которая опять лезет не в своё дело.

– Откуда вы знаете, что лезет? – сощуриваюсь я, но он только раздражённо машет рукой и распахивает дверь – мол, аудиенция окончена.

Гриб старый.

По дороге в кабинет заворачиваю к кофейному автомату и, пока готовится напиток, вполголоса жалуюсь Настасье, как оно меня всё достало, – без подробностей, но с эмоциями. Ответить она не может, но сердечки на кофейной пенке рисует в знак поддержки.