* * *

Максим долго звал дочку на берег, но та, каксамый нормальный ребенок, очень не хотела выходить из воды. К тому же, оначрезвычайно легко знакомится с другими детьми, и вот их уже целый цыплячийвыводок: брызгаются и хвастаются, кто лучше плавает, а кто лучше тонет.

- Катя! - требовательно уже в который раз звалМаксим со своего лежака. - Выходи, я сказал!

- Пап, ну щас! Еще чуть-чуть!

Папа рассердился этому непослушанию, поднялся наноги и за пару шагов добежал до Кати. А та пыталась сбежать, но в водеполучалось только барахтаться. Схватил девчонку одной рукой, вынул из воды ипобрел на берег, таща ее под мышкой, как безвольный тюфяк.

Катя ревела какое-то время, а Наташа молчасоблюдала нейтралитет. Обдумывала, обдумывала происходящее, потом не выдержалаи сказала умно:

- Милый, если ты хочешь воспитать дочкусамостоятельной, тогда не надо ей запрещать такие естественные для ребенкавещи.

- Она же простынет! - пояснил Максим.

- Ну, значит, в следующий раз сама не захочетболеть и вылезет из воды, когда надо.

- Ты завышаешь ее планку, - огрызнулся Макс. -Она еще ребенок, и не сможет пока рассуждать так же здраво, как ты.

- Либо ей придется этому научиться, либо онапросидит все лето дома с соплями и градусником, - отозвалась Наташа.

- Кошечка, ты что-то однобоко мыслишь. Болезньведь может вызвать серьезные последствия, и даже необратимые...

- Ха! Я тысячу раз простывала, и что-то никакихпоследствий!

Макс развернул перед Катей кулек с абрикосами,протянул один и Наташе и попросил ее:

- Давай, я сам буду решать, как воспитыватьмоего ребенка?

Наташина рука, тянущаяся за абрикоской, завислана полпути. Девушка смотрела в глаза Максиму, но за его темными очками ничегоне было видно, к тому же, он сидел спиной к солнцу, и солнечные лучи слепилиНаташу и заставляли щуриться. Что такое цунами, в Сочи не знают. Точнее, знаюттолько в теории. Сейчас же Наташа, кажется, поняла этот процесс изнутри. Обидав груди росла, росла, поднимаясь все выше и выше, превращалась в сплошнуюстену, огромный массив, сметающий на своем пути все до мельчайших подробностей.

- ТВОЕГО ребенка? - прошептала она, пока еще неутонула в этой волне и может говорить.

Никогда не осознавала, что любит Катюшку таксильно. Столько лет возилась с ней, как с куколкой, думала, что игралась...

- Прости, что вмешалась! - со слезами игордостью рявкнула Наташа и ринулась в море.

Макс смотрел ей вслед, наблюдал, как она ловко ипо-спортивному гребет с курсом на буёк, и вздыхал. Черт, случайно вырвалась этамысль. Случайно! Катюшка сидела рядом, обмотавшись полотенцем и дрожа отхолода, и непонимающими глазками смотрела на папу. Максим забрал у малышкиполотенце.

- Давай, ты так быстрее согреешься: под солнцем.Косточки не закапывай, что ты делаешь, свинюшка?! Складывай их сюда, мы потомвыбросим в мусорку, когда будем уходить.

Впрочем, обидеть Катю надолго невозможно. Наташав этом же смысле гораздо надежнее... Наташа плыла быстро, словно стремясьсбежать от неприятных эмоций. Взгляд туманился от слез, и Наташа плыла'дельфином', чтобы смывать слезы в море. Интересно, если бы Катя была их общимребенком, что бы он сказал? Неужели, так важно, кто родил, если уже столько летКатя считает мамой Наташу? Девушка понимала, что Макс ничего не имел в видуэтой фразой, но как больно эти слова ударили по сердцу! Все так относительно!Если бы, например, Женя, Наташина мама, сказала бы ей, что Катя - ребеноктолько Макса, Наташа бы даже не расстроилась. Но когда это говорит сам Макс...

Наташа вернулась на берег, устав и запыхавшись,плюхнулась ничком прямо на горячий песок недалеко от Макса и спрятала лицо вгнездышке рук. Игнорировала его изо всех сил и не желала прощать.

- Малыш, - подполз он к ней поближе, - необижайся.

Вытянулся рядом с ней чуть ли не в обнимку и, неразбирая, где там в ее мокрых, пышных от соли волосах ушко, говорил тихонечко,чтобы даже Катя не слышала:

- Я же ничего плохого не имел в виду. Просто ненадо меня переучивать, ты же не можешь понять, что я чувствую. Мои требования кКатьке - это не родительская вредность. Когда у тебя будут свои дети, тыпоймешь эту заботу, беспокойство...

- А когда они будут? - приподняла Наташа головуи зло глянула Максиму в лицо. - Так же 'никогда', как и свадьба?

Мужчина скинул ей волосы со спинки и развязаллямочки лифчика - пусть спинка загорает.

- Вообще-то, это от тебя зависит, - сказал он ейспокойно. - Дети будут не раньше, чем свадьба, а свадьба - не раньше, чем тывернешься жить в Сочи. В принципе, ты можешь бросить институт хоть сейчас. Аможешь доучиться, и тогда. Выбирай. Я не против на тебе жениться. Но я не хочупросто поразвлекать тебя этим. Я женюсь для того, чтобы создать семью. Воткогда захочешь того же, чего и я, тогда и поговорим. И не подходи больше ко мнес этими беседами. Мы к этой теме вернемся только тогда, когда ты скажешь мне:'Макс, я бросила институт'. Понятно?

Понятно, вздохнула Наташа.

- И надеюсь, - продолжал Макс, - если я неповышаю на тебя голос, то ты не решишь, что я говорю не серьезно. Ты же знаешь,я не люблю сто раз обсуждать одно и то же. А свадьбу мы обсуждали ужедостаточно. Так что, пожалуйста, не заставляй меня ссориться с тобой из-заэтого. Не поднимай больше эту тему.

Выбирай! Выбирать-то как раз и не хочется!Хочется и институт, и свадьбу. Да, ты прав, чтобы развлечься! И ты отличнознаешь, что сейчас я не откажусь от института...

* * *

Двадцать первого июня у Юрки родилась дочь. Макскак раз разделался со всеми школьными делами и ушел в отпуск. Юрка был в шоке:новый человек! Масенькие ладошки! Уже папу описать успела! Наташа с радостьюпосещала роддом вместе с Максом и Юрой. С радостью и надеждой: Максу тожезахочется еще одну кроху! Все разговоры с Юрой теперь сводились к одному и томуже: как Анечка замерзла этой ночью, как Анечка уже, кажется, улыбается, какие уАнечки глазки... Наташа бы не удивилась, если бы Юра услышал, что Анечка черезпару дней после рождения уже сказала 'Папа'!

Жанна приходила в себя после родов, и Наташа судовольствием сама нянчила Анечку во время посещения. Наташа демонстрировалаМаксу свои природные навыки обращения с младенцами, и из-за Анечки дело иногдадоходило чуть ли не до драки с Юрой! Взрослый мужик, тридцать пять лет! А ведетсебя... Юра плакал. Увидев дочку в первый раз, Юра плакал. И робко смахивалслезинки каждый раз, беря ее на руки. Андрей тоже приходил однажды - и по своейпривычке ехидничал. На него никто не обижался. Все были счастливы.