в обносках ходить. Возьмите себе один из тех, что мы у Бугра… позаимствовали. От чистого сердца! Теплый, почти новый. Вам нужнее будет. Да и нам спокойнее, если у вас будет вещь, которая и греет, и глаз радует.

Я ожидал удивления, может быть, отказа из принципа. Но Левицкий посмотрел на меня долгим, изучающим взглядом, потом на свой тулуп, потом снова на меня. В его глазах мелькнуло что-то сложное — смесь удивления, брезгливости к ситуации и… чисто человеческого желания получить хорошую вещь. Каторга ломает не только судьбы, но и принципы.

— Это… щедро, Серж, — медленно проговорил он. — Неожиданно! Учитывая, гм, происхождение этих вещей….

— Происхождение у них теперь одно — они наши, — усмехнулся я. — А скоро один будет ваш. Считайте, первый дивиденд от нашего… знакомства.

Он помолчал еще немного, потом криво усмехнулся.

— Что ж… В моем положении отказываться от теплой одежды — глупость. Спасибо. Я приму. И… да, думаю, место для вашего… товара… найдется! Под топчаном есть пространство. Охрана ко мне без нужды не суется, но и дверь закрывается на замок. Заносите ночью, когда будет смена караула. Постарайтесь незаметно.

— Будет сделано, ваше благородие! — кивнул я, чувствуя облегчение. — И спасибо!

— Не стоит, Серж, — вздохнул он. — Мы тут все в одной лодке. Просто у кого-то каюта чуть получше… да и то временно.

Я вышел от него с двойственным чувством. С одной стороны, проблема хранения решена. С другой — я только что втянул в наши мутные дела дворянина, подарив ему краденый тулуп. Альянсы на каторге строятся на странных вещах. Но главное — наш гешефт получил надежный тыл. И теплый тулуп для нового союзника.

Вернувшись в барак, я передал благую весть нашей «коммерческой дирекции».

— Ну, слава тебе Господи! — просиял Изя. — А то я уже думал, придется спать на мешках, шоб не сперли!

— Спать на водке? Оригинально, — съязвил я. — Не всякий может на ней так запросто заснуть…

— Ладно, будя. Ты, Подкидыш, — голова! — одобрительно хмыкнул Фомич — С барчуком сговорился — это дело. Теперь главное — все перепрятать.

Операция была назначена на глубокую ночь, аккурат под смену караула. План, как и все удачные идеи, был гениален и прост: пока старый караул уже клюет носом, а новый еще не вошел во вкус службы, прошмыгнуть с основным «капиталом» к Левицкому. Мелочевку: карты, кости, табак — Изя уже рассовал по разным щелям под нашими нарами, устроив там филиал склада Бугра.

Дождавшись нужного часа, когда барак погрузился в симфонию храпа, кашля и бормотания во сне, мы приступили. Я, Тит и Сафар — ударная группа доставки. Фомич — на стреме у двери. Изя — главный по логистике и панике, метался рядом, шипел и чуть не плакал от волнения.

— Тише, тише, шоб ви так крались к чужим женам! — шептал он, когда Тит случайно задел сапогом чью-то спящую ногу. — Ой-вэй, да тише же! Зачем нам эти беды на наш тухес?

Мы вытащили тяжелые свертки с тулупами и сапогами, водкой и всем остальным. Задача — пронести их через весь барак мимо спящих и не очень арестантов, многие из которых наверняка не отказались бы от такого добра. Шли на цыпочках, как балерины Мариинского театру. Тит нес львиную долю, легко взвалив на плечо пару тугих тюков. Мы с Сафаром тащили остальное.

У двери Фомич дал знак — «чисто». Тут снова пришлось «позолотить ручку» сонному охраннику, который сделал вид, что крепко спит и ничего не видит. Выскользнули во двор. Морозный воздух обжег легкие. Луна, как фонарь надзирателя, холодно освещала тюремный двор. Перебежками, стараясь держаться в тени строений, добрались до пристройки Левицкого.

Тихонько постучали. Дверь приоткрылась, показалось бледное лицо корнета. Вид у него был такой, будто он ждал не нас, а как минимум начальника Третьего отделения с ордером на расстрел.

— Быстрее! — прошипел он, украдкой оглядываясь по сторонам.

Мы ввалились внутрь, затаскивая наше богатство. Каморка Левицкого тут же превратилась в склад меховых изделий.

— Под топчан! Живо! — шепотом скомандовал я.

Начали запихивать тюки под низкое ложе Левицкого. Места оказалось не так много. Пришлось утрамбовывать.

— Ой, помнутся же! — причитал Изя, пытаясь аккуратно уложить тулупы. — Никакого виду не будет!

— Заткнись, Изя! — прошипел я. — Главное — спрятать!

Левицкий стоял рядом, нервно теребя ворот своей рубашки, и смотрел на все это с выражением мученика. На его лице читалось: «Во что я ввязался⁈» — но отступать было поздно.

Наконец, все было утрамбовано. Сверху забросали каким-то тряпьем, что валялось у Левицкого в углу. Выглядело подозрительно, но лучше, чем ничего.

— Все! — выдохнул я. — Спасибо, Владимир Сергеевич! С нас причитается!

— Идите уже! — махнул рукой Левицкий, желая только одного — чтобы мы поскорее исчезли вместе с запахом барака и нашими проблемами.

Мы так же незаметно вернулись обратно. Охранник у дверей получил свою вторую копейку и снова «крепко уснул». Рухнули на нары.

— Ну вот, — удовлетворенно прошептал Изя, — теперь все в надежном месте! Прямо как в английском банке!

Никто ничего не заметил. Или сделал вид, что не заметил. Наш маленький гешефт получил свой первый «оффшорный счет» в каморке у дворянина. Каторга — место удивительных финансовых схем.

Мне же не спалось: несмотря наполненный событиями на вечер, в голове все еще крутилась мысль о побеге и свободе.

Может, хоть у Фомича, хлебнувшего этой каторжной баланды сполна, есть мысли на этот счет?

Старый арестант как раз дремал у очага, помешивая деревянной ложкой булькающее варево.

— Слышь, Фомич, — тихонько спросил я, пихнув его локтем.

— Ну? — приоткрыл он глаз.

— Ты ведь бывалый… Расскажи, как в прошлый-то раз сбежал? Отсюда ведь, говорят, не уйти — только на тот свет и отправляются.

Фомич посмотрел на меня с удивлением, потом — с тревогой.

— Э-э-э-э-э, о чем ты, Подкидыш, заговорил-то… И думать не моги! — Он понизил голос. — Энто дело рисковое, гиблое! Особенно сейчас! Осень на дворе, скоро зима лютая ударит. Побег — это надо весной делать, когда тепло, солнышко светит, травка зеленеет, птички поют или лучше летом… А сейчас — верная смерть! Замерзнешь в тайге, как цуцик!

— Да я не сейчас, я так… интересуюсь, — слукавил я. — Вот решился кто, убег…