— Ко мне! — командует Зверь и смеётся. Хохот его раскатистый мурашки вызывает. — Чё, не рада батяне своему, Малая?

Между нами два или, может быть, три его длинных, тяжёлых и гибельных шага. Для меня — целая стылая вечность.

— Что ты искать собираешься? — спрашиваю и двигаюсь к нему. По сантиметру. Расстояние стираю, но оттягиваю, как можно дальше, момент столкновения с обжигающим телом Зверя.

— Сама подумай. Как я могу доказать, что ты — его отродье? Тест сделать… — смакует слова Зверь. — Порох думает, что он хорошо за собой хвосты подчищает. Только не все такие исполнительные. Кое-где он наследил, наляпал, да не заметил. Каждого не проверишь, когда делами крупными занимаешься. А у меня времени было достаточно. Проверить. Каждый след обнюхать. Варианты подыскать. Один из таких — в архиве закрытой клиники припрятан. Его вроде были подчистить. И подчистили, но пожаром не всё унесло. Есть результаты теста. Старые… Но там и твои, и его данные. Порох какого-то хера много лет назад тебя проверял. Может, боялся, что его баба тебя на стороне нагуляла?

Я уже почти касаюсь тела Зверя своим. Напряжение гулкое. В ушах шумит от вибрирующих эмоций. Страшно до жути. До одури. И в то же время тянет с лютой силой. Как будто на краю пропасти зависаешь. И не ты в неё смотришь — она в тебя жадно всматривается и сжирает пастью. Манит губящей бездной.

— Может, и нагуляла? Откуда уверенность, что я — это я? — шепчу.

— Звонок Пороха для меня всё сказал. Лучше всяких тестов, — кривит губы. — Но пусть побесится, побегает за мной. А я тобой займусь, — обещает.

Я едва в обморок не хлопаюсь, но ладони вперёд выставляю и на грудь каменную натыкаюсь. Жаркая. Сильная. Мощная. Ткань футболки немного влажная под моими пальцами. Он пока кабинет крушил, взмок от ярости. Я его запах сейчас хорошо чувствую. Мускус пряный и будоражащий. Ощущения волнует и царапает нутро. Как будто колючей проволокой по нервам.

— Дрожишь? Боишься меня? Решила, что я с тобой быстро покончу? — уточняет. — Может, на то и был расчёт? Запись включить, выключить всё по щелчку. Чтобы меня сорвало. Чтобы своими руками себя козыря лишил, а? Как считаешь, ну? — спрашивает Зверь. — Давай, молоти языком всё, что тебе кровь родная подсказывает?

— Отец не тот, кто жизнь дал, а кто воспитал, — говорю упрямо, с тоской подмечая, что будто уже не сомневаюсь в родстве с ублюдком, а просто оттягиваю момент окончательного прозрения по привычке.

— Обломается Порох. Своими приколами он меня не проймёт. Сказал тебе — подо мной лежать будешь! Значит, так и будет.

Его пальцы контуры моего лица очерчивают жаркой дорожкой. Лёгкое прикосновение жалит, заставляя вздрогнуть. Он губы трогает едва ощутимо, но как будто сотни иголок по всему телу вонзаются.

— А ведь я с тобой даже не начинал забавляться, Конфета! Иначе ты бы голос на визг сорвала… — ухмыляется.

Обещания похоти жаркой обжигают похлеще всяких прикосновений. Голос у него становится хриплый. Надтреснутый, словно о преграду ломается. Хищный рокот дикого Зверя.

Мне и этого с лихвой хватает. Но в следующий же миг его грубые руки моё тело сминают.

— Насажу тебя на кол, как муху на булавку. Дёргать на члене будешь, как кукла заведённая… — шепчет хрипло и похотливо в волосы мои дышит.

Его голос и успокаивает, и взрывает фантазию грязными картинами. Потными. Жаркими. Душными. Но тело отзывается. Тянет вперёд, наталкивается на раскалённый гранит, отступает, но он… не даёт. Прижимает теснее, врезается бёдрами, давая почувствовать длину вздыбленного, как мачта, ствола. Трясусь от ощущений острых.

— Уже хочешь на мой болт, — ставит вердикт. — Скоро распечатаю тебя по всем фронтам, Малая.

Потом небрежно отстраняет от себя и в сторону тачки подталкивает. На этот раз мне предстоит ехать с ним. Внедорожник огромный и чёрный. Лоснящийся лаковым блеском, как бок откормленной пантеры. Настоящий танк, не меньше.

— Полезай, — командует Зверь.

Дверь передо мной открывает и, не дожидаясь, пока на подножку запрыгну, поднимает меня внутрь ручищами. Каждый раз, когда он меня касается, я поражаюсь тому, какой он огромный. Амбал. Гора мышц. Сила и мощь мужская. Наверное, героев сказок именно такими изображали.

Только мы не в сказке. В его глазах — тьма, на губах — улыбка подонка, и слова — отрава.

Интересно, как Зверь собирается сравнивать результаты? Зачем Пороху много лет назад потребовалось тест-ДНК делать? Сомневался? Если так, то кто моя мать?

В тягостных раздумьях немного времени проходит. Потом багажник открывается сзади. Я оборачиваюсь, видя, как Пятый ещё с одним мужчиной сумки грузят. Почему-то кажется, ничего хорошего в них нет. И точно — одну сумку расстёгивает и пистолет проверяет, за пояс заткнув. Потом перекладывает что-то с места на место и взвешивает на руке ручной пулемёт. Ризван подходит. Говорит что-то, но слышно плохо. Может быть, стекло бронированное? Вижу только, что Пятый с неудовольствием оружие обратно складывает и залезает в машину на место водителя. Потом Ризван машину обходит и на переднее садится.

Последним Зверь залезает. Рядом со мной. Сразу же за плечи меня тянет и вынуждает головой на колени его лечь. Горячей ладонью шею накрывает и сжимает.

— Сдавить и проблем будет меньше, да? — спрашивает, наклонившись. Шёпот хриплый ухо обжигает. — Чё не отвечаешь, Малаая?

Пальцы его жёстко давят, чуть-чуть дыхание перекрывают и ослабляют нажим. Играет. Как кот гигантский с мышью. Можно пытаться убежать со всех ног или топтаться на одном месте, итог будет один — сожрёт.

— Сам же сказал, что тебя так просто не проймёшь! — отвечаю чуть севшим голосом и жадно воздух глотаю, как только появляется возможность.

Жар его тела даже сквозь джинсы грубые чувствуется. Как будто на камне лежу, солнцем нагретом. Одну ладонь под голову подкладываю, а второй его колено накрываю. Мощное, крупное. Как всё в нём. А если головой чуть назад податься или обернуться к нему лицом, можно будет увидеть, как ширинка натянута до предела его крупным и толстым органом. Тем самым, на который он меня обещал насадить и повертеть.

Едва подумать успела, как лёгким толчком он меня лицом к себе разворачивает. Мой взгляд о его ширинку бугрящуюся спотыкается. Щёки жаром опаляет. Я ясно представляю его крупный ствол, покрытый венами. Толстый, длинный питон, с блестящей смазкой. Сперма, вырывающаяся толчками. Порочное видение опаляет. Под рёбрами будто жидкий пламень и огненный лёд смешиваются. Сглатываю и прикрываю глаза, будто не замечаю, что он возбуждён.

— Трогай…

Сначала я на свой счёт этот приказ принимаю и замираю, пунцовея. Но едва машина с места сдвигается, ругать себя начинаю. Похоже, что у меня от этого головореза мысли портятся и становятся пошлыми до ужаса.

— Дмитрия с охраной отправил? — спрашивает Зверь.