Даже могучий Волк…

Океан скрывал глубину его тайн, как юбки хитрой женщины могли бы скрыть кинжал, пристегнутый к бедру; его сладкая песня лилась над грохочущим, убывающим приливом. Текст песни утверждал, что море соблазняло слабых и доказывало силу тех, кто осмеливался слушать его пение достаточно долго.

Берон не знал, что я узнала в море охотницу, потому что чувствовала ту же гипнотическую силу, резонирующую в моих костях. Нур однажды сказала, что все мы были заточенными ножами в арсенале отца, но сестра ошибалась. Да, мы были острыми, как ножи, но не из-за отца, а вопреки ему. Мы оттачивали себя для самозащиты.

Мы, Атены, тоже были сиренами. Сиренами песков, принужденными к этому обстоятельствами. Мы были смертоноснее, чем самые глубинные воды и существа, обитающие в них. Мы были такими же ошеломляющими, как бурный поток. Гораздо опаснее, чем чудовища, заполняющие зияющие расщелины земли и хранившие в своем соленом сердце жизнь и смерть.

На моих одеялах рядом с тем местом, где сидела Нур, лежали две маленькие деревянные шкатулки. Я осторожно положила платье, которое Нур принесла для меня, на кровать. В ближайшей шкатулке оказались духи, пудра, краска для губ, а также расчески и щетки.

Вторая шкатулка была битком набита серебром и золотом. Браслеты, ожерелья, широкое колье из серебряных звеньев и такое же, но из золотых. Там также лежал пояс, сделанный из прочных чередующихся звеньев серебра и золота, дополненный кольцом, подобным тому, которое я носила на талии. Оно было идеального размера и соответствовало моему теперь уже золотому кинжалу. Чтобы скрыть лезвие, но при этом знать, что оно всегда при мне.

Нур оставила в шкатулке записку:

«Чтобы выказать честь Люмине и Волку, но достойно королевы само по себе».

Изучая целеустремленные слова Нур, я задавалась вопросом, рассказала ли ей Сол, что я должна стать Королевой Волков. Интересно, не делаю ли я то же самое, в чем когда-то обвиняла младшую сестру – отказываюсь от Сол и Гелиоса ради другой жизни.

Теперь я поняла, что Нур ничего подобного делать не собиралась. Не будь она дочерью Сол и следующим Атоном, Нур все равно осталась бы верна своему королевству. Полагаю, в глубине души я всегда знала это, но мой разум был так сосредоточен на том, чтобы опередить ее в поисках короны лунного света, что я позволила себе стать жестокой. Я причинила ей боль так же, как наш отец причинял боль всем, к кому прикасался.

Я стала ядом, таким же сильным, как и он.

Я стала его карающей рукой.

Как же я рада, что не стала воплощением его воли.

Зарина же не смогла устоять.

Я снова начала дрожать от холода. Теперь, когда Нур ушла, ее тепло медленно исчезало из комнаты. Мне нужно было согреться, но я не знала, как развести огонь.

Подойдя к двери, я остановилась, размышляя о том, стоит ли беспокоить кого-то из волков. В этот момент по коридору послышались шаги. Решение было принято за меня. Я схватилась за ручку, открыла дверь и выглянула наружу. Берон остановился прямо в центре холла. Он посмотрел мне в глаза, затем опустил взгляд, в преднамеренной ласке скользя им по моему телу.

Я немного крепче вцепилась в полотенце и вздернула подбородок.

– Ситали?

Моя кожа покрылась мурашками при звуке его голоса.

– Можешь развести огонь в моей комнате? – спросила я, но мой голос дрогнул, поэтому я прочистила горло и попробовала еще раз: – Или просто покажи мне, как это сделать. Тогда я справлюсь сама.

Воздух был наполнен потрескиванием невидимых молний, свидетельствующих о назревающей между нами буре. Той буре, которая обещала погибель. Я выдержала ощущение крошечного разряда молнии, когда Берон прошел мимо, чтобы войти в мою комнату и развести огонь, о котором я просила.

Он сложил охапку дров и, пообещав вернуться через минуту, снова исчез в коридоре. Только тогда я смогла выдохнуть.

Я снова стала дышать прерывисто, когда Берон вернулся, держа в руках небольшой пучок хвороста, внутри которого пульсировал крошечный уголек. Волк поджал свои изогнутые губы и подул, разжигая этот самый уголек, пока он не вспыхнул, и оранжевое кружево не затанцевало по его краям. Когда Берон осторожно подложил растопку под сложенные поленья, заиграло пламя. Он задержался на месте, подул и убедился, что огонь горит ровно. Вместе мы наблюдали, как расползается пламя. Как оно растет, танцует, переливается. Жар нарастал и прогонял холодные мурашки с моей кожи.

Берон, уперев руки в бедра, сидел так неподвижно, что единственным движением, которое я могла различить, было легкое подрагивание плеч, когда он выдыхал.

– Спасибо, – сказала я ему, а затем добавила: – С днем рождения.

– Нур сказала тебе? – спросил он.

– Да.

Он молча поднялся на ноги. Его глаза встретились с моими всего на секунду, прежде чем он нахмурился и вышел из комнаты. Я не знала, что сделала не так… В течение долгих мгновений, пока я расчесывала волосы перед камином, в котором потрескивал разведенный для меня Волком костер, я мысленно прокручивала нашу короткую беседу.

Может, Берону не нравилось праздновать свое рождение.

Сегодня ему исполнилось девятнадцать. Он и Келум родились с разницей в одиннадцать оборотов луны, что даже меньше, чем один год. Всего через несколько оборотов я стану ровесницей Берона, а Келуму исполнится двадцать.

Мои мысли перенеслись к Нур. Ей было всего семнадцать. Возраст, в котором я родила Рейана и увидела, как Мерик умирает. Отец убил не только его, но и всех, кто, как он подозревал, знали о нас и нашем сыне. О нашей любви знали совсем немногие. Гораздо меньше, чем количество тел, сгоревших на вершине храма Сол на следующий день.

Единственными тремя, кто избежал буйного нрава Атона, были Падрен, Малия и Рейан, и только потому, что он нуждался в них. Он использовал моего сына в качестве точильного камня, чтобы держать меня под контролем и моими руками убить всех, кого сам считал угрозой, а именно Нур.

Купаясь в тепле потрескивающего огня, я провела расческой по своим длинным волосам, разглаживая спутанные пряди и распрямляя волнистые. Платье, которое принесла Нур, все еще лежало на кровати и сверкало в свете огня. Мои мысли вернулись к Берону, а именно к тому, на что намекнула Нур. Те несколько странных, напряженных мгновений, которые мы провели молча, пока он разжигал для меня огонь и тысячи невысказанных слов заполнили воздух между нами. К сожалению, я не смогла сплести их в осмысленное предложение.

Что бы я почувствовала, если бы, как предположила Нур, ему действительно понравилось платье? Лежать на кровати, когда он нависает надо мной, вдавливает меня в мягкий матрац. Его изогнутые губы, красные и влажные от поцелуев, грудь, в которой разгорается огонь, блестит от пота. Дикий блеск в его холодных глазах и азарт, разделяющий контроль и желание выбросить осторожность на ветер…