– Валерия, к вам сейчас приедут, не кладите трубку, – будто сквозь толщу воды услышала я. – Лера, ваш брат рядом?

Воздух влетел в мои легкие со свистом. Спазм отпустил неожиданно, заставляя меня закашляться. Ни один организм не сможет себя убить вот так. Хотя это все решило бы. Я никогда не подниму на себя руку, и пусть бы лучше так.

– Куда приехать? – прокашлявшись, спросила я.

Адрес совершенно не запомнился в голове, и я попросила прислать мне его сообщением.

Потом кто-то приехал. Я открыла дверь. Какие-то мужчины что-то мне говорили о том, что я должна проехать с ними. Я что-то кричала и вырывалась. Потом подъехала скорая и мне сделали какой-то укол. После него ничего не хотелось, только спать или хотя бы лежать и смотреть в одну точку.

Папу опознал кто-то из его коллег, но мне сказали, что мое присутствие все равно потребуется, пусть и позже. Все слилось для меня в какую-то несуразную, вялую линию, на которой я ничего не значащая, немощная точка. И в этой точке мне нужно было одно. Точнее, один. Мне нужен был Макс.

Он приехал ближе к вечеру. Вошел в квартиру и замер на пороге. Я знала, что это он, но не могла заставить себя подняться с кровати, чтобы выйти навстречу. Я так хотела его видеть, а теперь боялась увидеть в нем что-то. Даже в мыслях я не формулировала это. Даже в мыслях не хотела допускать этих слов, но…

– Лера? – позвал он.

Я зажмурилась, стараясь справиться с очередным спазмом.

– Детка, ты как?

Легкие шаги приблизились ко мне, а рука скользнула на плечо.

– Папа умер, – онемевшими губами сказала я. – И тетя Марина.

– Я знаю.

Я распахнула глаза, вгляделась в его лицо.

– Ты так спокоен… Она же была твоей матерью, – я не хотела обвинять, но ничего не могла с собой поделать.

– Приемной, – напомнил Макс, и моя боль вырвалась наружу.

– Ты чудовище! – я подскочила на кровати и сбросила его руку. – Тебе никого не жалко! Ты никого не любишь! И меня ты не любишь! Только себя, только свои ненормальные желания! Погиб человек, который боролся за тебя, который воспитывал тебя всю твою сознательную жизнь, который терпел тебя!.. Как ты можешь так спокойно об этом говорить?!

– Прекрати истерику, – легкая угроза в его голосе только распалила меня.

– А то что?! Убьешь меня? Воткнешь нож в спину, как той девушке?

– Что ты несешь?! – он тоже вскочил на ноги. – Все, что я делал, я делал только ради тебя!

– Тех девушек ты тоже убил ради меня? – вдруг успокоившись спросила я.

– Давай просто уедем и оставим все это здесь, – Макс посмотрел на меня таким уставшим, вымотанным взглядом, что я почти стушевалась.

– Макс, разве мы можем?

– Лер…

Звонок телефона не дал ему договорить. Я с усилием оторвала взгляд от любимого лица и пошла на звук рингтона.

– Лера? Это ты? – голос был мне смутно знаком, но я не могла вспомнить, откуда его слышала.

– Да, а вы кто?

– Тебе нужно знать только то, что твой отец когда-то мне очень помог, – не сдал своих позиций мужчина.

Ответ меня устроил. Я знала, что порой папа помогал не совсем честным людям.

– Что вы хотите?

– У меня есть повязки кое-где, – начал мужик. – И они нашептали, что тормоза на машине твоего отца были подрезанными.

Я замерла.

– Что это значит? – конечно, я понимала, что это значит, но мне нужны были подтверждения моих мыслей.

– Это значит, что Золотова убили, – неуместно хмыкнул собеседник. – И еще. Бак не сам загорелся. Там пулю нашли.

Скоро все закончится, золотая девочка. Ты мне веришь?

Я похолодела.

– Зачем вы это мне говорите?

– Чтоб ты поостереглась, – я представила, как дядька пожимает плечами. – Ну и это… Золотов правда очень мне помог в свое время. Так что, если тебе нужна будет помощь… Короче, запиши мой номер. Только не давай никому. Договорились?

– Да, – ответила я и нажала отбой.

– Кто звонил? – Макс стоял почти за спиной, и вполне мог слышать, что мне говорил незнакомый мужчина.

– Папин друг.

– Чего хотел?

– Выражал соболезнования, – легко солгала я и обошла Макса.

– Лера? – он задержал меня за руку. – Мы уедем?

– После похорон, – я прикусила губу, чтобы не сорваться.

– Хорошо, – он притянул меня к себе, поцеловал в висок. – У нас все будет хорошо. Ты мне веришь?

– Верю, – привычно сказала я.

…Похороны прошли через несколько дней. Папу и тетю Марину хоронили в закрытых гробах. Их закапывали, а я так и не посмотрела на них в последний раз. Не сказала, как люблю их обоих. Как они дороги мне. Как я благодарна…

Это были самые странные дни в моей жизни. Я скорбела об отце. Происходящее казалось мне чем-то немыслимым, невозможным. Но это невозможное происходило, и я ничего не могла с этим поделать. А еще я скорбела о том, что закончилось. И мне хотелось выжать из этих дней последнее.

Я не знала, что ненависть и любовь может существовать так близко, не знала, что они могут так крепко сливаться. После похорон я смотрела на Макса и удивлялась своим чувствам. Разве можно так любить человека, который, я уверена, убил моего отца? Разве можно любить человека, который насилует и убивает девушек? Разве можно любить чудовище? Моего интеллекта хватало понять, что так не бывает, но мои чувства говорили совершенно другое. И когда я приняла решение, единственное правильное решение, я поняла, что нужно забрать себе на память каждый день, каждый час и каждую минуту. Пока я могу это сделать. Пока закончилось еще не все.

После похорон прошло ровно три дня. Столько я нам отмерила. А потом набрала выученный наизусть номер. Мужчина ответил сразу:

– Да?

– Это Лера Золотова, – дрожащим голосом представилась я.

– Да.

– Мне нужна ваша помощь.

Одна из

Он гордился собой. Никто не смог бы быть настолько хорош. Все эти девушки (он помнил даже не все лица)… А подозрения так ни разу и не упали на него. Разве не гений? Он провел пальцами по лацкану пиджака, скроенного по фигуре. Теперь он может позволить себе одеваться так, как пожелает. Его грязное, рваное детство осталось далеко позади. Порой ему казалось, что ничего подобного с ним и не было, и в такие моменты он заставлял себя вспоминать все в мельчайших подробностях. Зачем? Он не знал. Просто был уверен, что именно эти воспоминания делают его им.

Он жил с матерью в облезлой грязной квартире в одном из самых неблагополучных районов города. Мать работала на такой работе, где платили копеечную зарплату, а требовали в десяток раз больше. Еда не всегда была той, которую вообще возможно есть. А та, которая была, часто предназначалась не ему, а мужчинам, которые приходили к его матери. Он хорошо помнил, как его голодного отправляли гулять каждый раз, когда к маме приходили друзья. Он выходил на улицу, и там его ждали новые испытания.