Первый раз он уезжал так далеко от дома: поездом до Караганды, а оттуда на машине до Долинки. Знаменитая своей мрачной историей Долинка, – он столько раз слышал это название в комнате бабы Веры, а теперь оказался здесь сам. Но один из известных узлов сети ГУЛАГа встретил его чистым голубым небом и ярким солнцем. Ни колючей проволоки, ни бараков он здесь не увидал. База экспедиции стояла на окраине, в степи. И ничего здесь не напоминало о лагерях, вышках, колоннах серых людей под конвоем, ничто не ассоциировалось ни с трагичным, ни со злобным. На территории базы стояли длинные одноэтажные, неотличимые друг от друга, домики-общежития, столовая, склады, ещё какие-то службы. Здесь геологические партии получали снаряжение, автомашины, нанимали рабочих и поварих, и отсюда они разъезжались работать кто куда. Кормить геологов брались отсидевшие за уголовщину женщины, которые остались жить там, где они отбывали наказание. Иных с одним и тем же начальником партии связывало длительное сотрудничество. Эти сразу узнавали, когда им ждать своего шефа, и успокаивались. Остальные нетерпеливо напоминали о себе.

С Куштуриным поварихой каждый раз ездила одна и та же средних лет женщина – скромная и опрятная, чудесным образом совсем непохожая на своих товарок. Вообще, пребывающий в непрерывном движении, Аркадий успевал ухватить всё лучшее. Был он хозяйственен и запаслив. По обеспечению своей партии полевым добром Куштурин держал первое место. На базовском складе – помещении, разгороженном на отсеки, у каждого из которых имелся свой хозяин, – хранились палатки, спальные мешки, раскладушки, посуда и другой скарб. Отсек Куштурина ломился, радуя глаз изобилием.

За три дня Аркадий закончил почти все организационные дела: принял автомашину, оформил водителя, кстати, тоже работавшего с ним постоянно, оформил повариху и рабочего, получил спецпочту и рассортировал гору своего имущества: что-то взял с собой, что-то оставил на базе. Вечером накануне отъезда он подошёл к Мите.

– Профсоюз в этом году расщедрился – первый раз выделил на полевые партии транзисторные приёмники. Какие они – большие, маленькие – я не знаю, их привезут только завтра. Отказываться от полезной вещи нет смысла, но и задерживать выезд из-за неё я тоже не хочу. Поэтому мы завтра с утра поедем, а ты останься на один день и получи на складе, что дадут. Я там за всё расписался, тебе ничего делать не надо, только получить. А к нам приедешь с Юрием Родионовичем.

На следующий день Куштуринский ГАЗ торжественно повёз за ворота доверху нагруженный кузов. В нём разместилась и вся партия.

Полученный Митей приёмник размером с записную книжку, практически, не работал. Он робко шипел, тихо потрескивал, а музыкой или речью одаривал крайне скупо – что-то разобрать можно было, лишь прижав его к уху.

На следующий день Митя помог Юрию Родионовичу загрузить в машину полевое имущество, закинул в кузов свой рюкзак, забрался туда сам, и машина запылила по дороге. Юрию Родионовичу предстояло в течение сезона ездить из партии в партию, и первым в его маршруте значился лагерь Куштурина.

Путь от Долинки до Баянаула – недолгий, но выехали поздно и поэтому пришлось останавливаться на ночлег. Съехав с разбитого грейдера, грузовичок ещё с километр, дребезжа и поскрипывая, потрусил без дороги и остановился. Утомительное и пыльное путешествие на сегодня закончилось. Усталости добавлял ещё и однообразный пейзаж: им навстречу всё время плыла чуть всхолмлённая степь. Она напоминала брошенную гигантскую шубу, сшитую из отдельных лоскутов. Митя помнил такую на бабушке, когда та его катала зимой на санках. Жёлтый лоскут, рядом рыжий, потом охристый. Все цвета неяркие, словно пылью припорошены. Степь, телеграфные столбы вдоль дороги и ни одной машины навстречу. Митя спрыгнул на землю и с удовольствием взялся устанавливать раскладушки, вытряхивать из чехлов спальные мешки – после долгого сидения хотелось двигаться. Темнота наступила по-южному – сразу будто сверху опустили чёрное покрывало. Хлеб и колбасу резали на газетке, постеленной на бампер, резали уже при свете фар, о стёкла которых стукались жирные ночные бабочки. Шофёр ворчал, что аккумулятор слаб, и долго держать его под нагрузкой нельзя. Но Юрий Родионович управлялся ловко и споро. Он всё больше нравился Мите. На вид ему около тридцати. Поджарая фигура, доброе лицо, деликатная речь и лёгкий ненавязчивый юмор располагали его к себе. И в то же время чувствовалось, что, если потребуется, то он сумеет приказать и настоять на своём.

Бутерброды жевали в темноте – аккумулятор всё-таки требовалось беречь. Наскоро попили чаёк, вскипячённый на паяльной лампе и, раздевшись, нырнули в уютное, как утроба матери, нутро спальных мешков. Ветерок равномерно, без порывов, перегонял нагретый за день воздух, пропитанный запахом полыни, с одного края степи на другой. Справа осторожно похрапывал, намаявшийся, водитель, а к Мите сон не шёл. Лёжа на спине, он вглядывался в бездну переполненную звёздами. В прозрачной черноте они висели гроздьями и поодиночке – огромные, яркие и еле заметные. Такого неба он никогда раньше не видал. Хотелось всмотреться в него и понять тайну этого исполинского хозяйства. Местами сияющую звёздную непостижимость перекрывали рваные лоскуты белесого Млечного Пути. Слева скрипнули пружины раскладушки.

– Под таким небом приходят мысли о добре и зле, о Боге, – Юрий Родионович помолчал. – Митя, вы верующий?

– Нет.

– А сейчас уверены в том, что Бога нет?

– Так ведь… Нет, теперь, пожалуй, нет.

– И я тоже нет. Знаю: ни доказать существование Бога, ни доказать обратное невозможно, а всё равно ищу подтверждение и тому, и другому. Не могу смириться с неопределённостью. Речь не о библейском Боге, того люди по образу и подобию своему выдумали. Нет, вопрос в другом: есть ли смысл, логика в том, что сейчас над нами, в нас самих, в появлении жизни, в эволюции и нужно ли кому-то всё происходящее, или это мимолётная случайность, как раньше говорили, – «игра природы»? Как-то неприятно осознавать себя мелкой случайностью. Вот почему и пытаешься чью-то волю, чей-то замысел обнаружить. Хотя, если есть Разум, которому под силу управиться со всем этим, что над нашей головой, – а вы не забывайте, что это только половина, другая находится по ту сторону Земли, – то Он едва ли доступен нашему разумению. Какие там могут быть камни с поучениями? Это, наверняка, совершенно иной принцип восприятия, иное сознание, всё иное. Он будет рядом находиться, а мы этого никогда не узнаем. Ни свечки Ему не нужны, ни поклоны – это всё слишком человеческое. Подношения, почитания – это самим людям нужно, чтобы совесть свою успокоить: нагрешил, замолил грехи, свечку поставил – и всё обошлось. Человек слишком нескромен, он постоянно рвётся стать первым, хочет и природу, и богов собой заслонить. Вот и насочинял всякого, хотя, как оно на самом деле, он не знает. Сам и поверил в свою выдумку. Вы, Митя, только не подумайте, что я стремлюсь стать религиозным реформатором. Я повторяю чужие мысли. Но, если в нашем мире есть смысл, то мне его легче искать именно с этих позиций.

Утро стояло свежее, и чтобы вылезти из тёплого спальника, требовалось сделать волевое усилие. Грандиозное ночное небо кто-то убрал и заменил его нежно-голубым холодноватым куполом – красивым, но привычным. Быстро позавтракав, забрались в машину и двинулись дальше.