комнате с таинственным креслом, зеркалом и веревками. О нет. Комната пыток. Вот о каком уроке говорил Кай.

— Хватит орать, истеричка, — сплевывает Кай, врываясь в комнату. Я отлетаю на пол, больно приземляясь на пятую точку. Он возвышается надо мной, сотканный из тестостерона, секса и опасности, пробивающей остатки моей воображаемой защиты.

Я обхватываю себя руками, готовясь к чему-то страшному. Кай закатывает рукава, кидает к моим ногам черную папку.

— Смотри, я сказал!

— Нет!

— Тебя носом ткнуть?! — он снова начал разговаривать со мной, как с собачонкой. Я всхлипнула, не понимая, зачем ему это.

— Лучше я умру, чем этот ад снова повторится…

— Не буди во мне зверя, Лейла. Открывай папку! — он надавил на мою шею, раскрыл папку на первой странице и слегка наклонил меня, чтобы я могла прочитать текст и увидеть то, что находилось внутри.

— Читай! Смотри! Давай все проясним окончательно, — я взяла папку в руки, не веря своим глазам. Я не могу, правда, этого видеть. Это не может быть правдой. Это… нет, это не правда!

Все эти годы я думала, что… была ошибкой.

Я слышала, как Кай открывает ящики в комнате, раскладывает что-то по поверхностям. Грубо и резко. Он на взводе.

Я давлюсь слезами, читая содержимое черной папки…

«Алисия Вергара» — я вглядываюсь в портрет улыбающейся молодой женщины и вижу небольшую заполненную анкету. Анкету моей матери. Настоящей матери. Рост, вес, где родилась, училась и чем увлекалась. Как познакомилась со своим мужем.

В институте на первом курсе. Мы были очень похожи, но я сразу поняла, что голубые глаза достались мне от отца.

Томас Вергар — папа был инженером в строительной компании несмотря на то, что всегда мечтал стать футбольным тренером. Его увлечение футболом подарило ему стипендию и образование, которое он решил получить здесь, в Нью-Йорке.

Я родилась в Бруклине, там же, где и выросла. Информации о родителях было не так много, НО всего этого мне хватило, чтобы соприкоснуться с ними.

Алисия и Томас. Мои мама и папа.

Всю жизнь я их ненавидела. В приюте мне сказали, что мои родители были неблагополучными людьми и сдали меня в приют, обменяв на беззаботную жизнь, которую вели.

А здесь… я видела их фотографии. Нежные и такие искренние. Это были фотографии из университетской газеты. Выпускной. И самая последняя фотография — у роддома, где папа со мной на руках и мама, обнимающая его за плечи…

Они любили меня.

«Алисия и Томас Вергар погибли…»

Нет. Я видела эти ужасающие кадры. Нет. Не может быть, что они пережили такое. Как такое возможно? Почему именно они? Ужасное, роковое стечение обстоятельств…

«…погибли 11 сентября 2001 года. На момент смерти оба находились в одном из зданий башен-близнецов в рабочее время. Конкретные обстоятельства неизвестны. Их дочь, Мелисса Вергар, была направлена в Бруклинский детский дом…»

А дальше у меня перед глазами все расплылось, и я откинула черную папку в сторону, больше не желая прикасаться к ней.

— Зачем ты это сделал? Зачем? Я не просила, — слова застревали костью в горле.

— Я знаю, каково это — чувствовать себя одиноким, ненужным, лишним. Ошибкой природы, Лейла, — я услышала звук поворачивающегося кресла и встретилась взглядом с Каем, который восседал на нем словно на троне. — Это рана, которая остается с тобой на всю жизнь.

— Мне сказали, что они бросили меня. Что я была им не нужна, — я вытерла слезы с щек, но это было бессмысленно. Каждую секунду поток становился только сильнее. Я не рыдала навзрыд, это была не та боль, которая рвет тебя изнутри.

Это была какая-то медленная горькая боль. Тонкая. Необъяснимая тоска. Тоска по людям, которых я даже не знала, но которые были частью меня.

Они погибли в страшных муках, задыхаясь от огня и дыма. Или спрыгнули с верхних этажей, держась за руки. Боже, я не знаю. Но они любили меня и, возможно, думали обо мне перед смертью. Конечно, думали.

Господи, я просто надеюсь, что они не сильно мучились. Боюсь представить, какая паника и агония там творилась. Они просто оказались в ненужном месте, в ненужное время, как и сотни других людей… Что это? Рок? Судьба?

— Лейла, такое бывает часто. Что-нибудь путают. Я не знаю, с чем это связано. Но ошибка не в тебе, а в том, что ты обладала ложной информацией о своем прошлом и рождении.

— Я думала об этом каждый день. Как они просто сдали меня в приют. Представляла себя маленьким ненужным свертком, который принесли на помойку…

— Моя девочка, мне жаль, — я взвыла, потому что Кай выглядел таким понимающим сейчас. — Я хотел, чтобы ты знала правду, прежде чем я умру.

ЧТО?!

— Что… умрешь? — я ожидаю увидеть на лице Кая усмешку, но вместо этого зеленая бездна, полная серьезности и решительности. Не успеваю отойти от одного шока, как он снова опускает меня в ледяную воду. — Кай, ты умираешь? Ты болеешь?

Все эти головные боли. Кровь из носа. Нервозы. Я должна была догадаться. Чем он болен?

— Нет, физически я абсолютно здоров, — в его голосе спокойная холодность. — Я хочу, чтобы ты отомстила мне, — Кай щелкает пальцами одной руки, и в комнате включается красноватая подсветка. Я задыхаюсь от ужаса, разглядывая открытые дверцы в стене комнаты.

— Ты сказала это. Что хочешь причинить мне такую же боль, какую я причинил тебе. Хочешь мести. Хочешь убить меня. Я не могу отказать своей девочке в ее прихоти, — мой взгляд заскользил по Каю. Он сорвал с себя рубашку, кидая ее в сторону. Он начал завязывать свои запястья тугими черными ремешками на кресле. Его татуировки-крылья были закованы в сети.

— Вставай! — приказал он, и я послушалась. На мне была тонкая шелковая сорочка, и я вновь поежилась, словно от холода, разглядывая инструменты на стене и на небольшом столике. Я чуть не потеряла сознание, когда увидела на столе пистолет в небольшой шкатулке на красном бархате.

— Приступай. Делай, что хочешь. Можешь жестоко изрезать меня, если хочешь, убивать мучительно. Может, тогда я пойму твою боль.

— Ты в своем уме? Что это? Прелюдия к твоим извращениям?

— Лейла, вечно ты мучаешь меня своими глупыми вопросами, — Кай тяжело дышал, но его тело в кресле оставалось неподвижным.

Я загляделась игрой мышц под его кожей, подсвеченных красным светом. После того, как узнала многое о своих настоящих родителях, я еще дальше отошла от плана своей мести.

Наступить на горло своей гордости и раствориться в Кае? Опять. Зная, что