Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы, наверное, представляете какой-нибудь благотворительный фонд или организацию? И сколько собираетесь просить у меня денег? И могу ли я узнать, на что именно?
— Андрейка, да что с тобой?! — не выдержала Галина. Она все еще надеялась, что происходящее сейчас как-то объяснится, все окажется шуткой или досадным недоразумением. — Ты что же, не узнаешь меня? Неужели я за эти два года, которые мы не виделись, так постарела и изменилась, что меня не признает мой любимый ученик? Я Галина Михайловна, Галочка, как вы, проказники, меня называли! Я была твоей первой учительницей!
В тот момент она еще всей душой верила, что Андрейка попросту нездоров. Бывает ведь такое, когда человек после травмы или какого-то другого сильного потрясения забывает свое прошлое или часть его. Кажется, эта болезнь называется амнезией. Этот сюжетный ход очень любят использовать писатели и сценаристы: временной амнезией страдают многие персонажи книг и кино. Например, героиня ее любимой комедии «За бортом», смешной и милой истории о задаваке-миллионерше, которую перевоспитал молодой и красивый вдовец-плотник, в одиночку воспитывающий четверых сыновей…
Но в том, с чем столкнулась сейчас Галина, не было ничего ни смешного, ни милого. Перемены, произошедшие с Андреем, скорее пугали, и страшило не столько то, что он ее не помнил, сколько это неприятное выражение лица и манера разговаривать.
Пытаясь освежить его память, Галя начала называть имена его одноклассников, перечислять события из школьной жизни и его собственной, напомнила ему тот вечер у нее дома — в день, когда его отец ушел из семьи…
Но незнакомый ей человек в дорогом тренировочном костюме недоуменно пожимал плечами.
— Возможно, вы и были моей учительницей, — равнодушно произнес он, не дослушав ее до конца, — но я вас не помню. Да и ничего удивительного в этом нет, мало ли у меня было учителей… Сначала в школе, потом в техникуме. Ладно, выкладывайте, что вам надо-то от меня? Наверняка денег, чего же еще вам всем надо… Сколько?
…Только выбежав, как ошпаренная, за ворота, Галя дала волю слезам. Она была мудрой, многое повидала в жизни. Но и ей было невдомек, что за такая страшная болезнь поразила Андрея, которая не только напрочь лишила его памяти, но и опустошила душу.
В последнем она не сомневалась.
После ухода странной посетительницы Андрею стало не по себе. Его охватило непонятное чувство, сродни тому ощущению, какое бывает, когда силишься что-то вспомнить, роешься в памяти, заходишь и с той стороны, и с этой и все никак не можешь ухватить за хвост нужный образ ли, имя ли, слово… Кажется, почти нащупал, вот сейчас, сейчас… Нет, черт возьми, опять сорвалось! Мучительное, надо сказать, ощущение.
Зачем все-таки она приходила, эта незнакомая плохо одетая поблекшая женщина неопределенного возраста? Чего она от него хотела? Обычно всем, кто обращался к нему подобным образом, тем более в последнее время, требовалось только одно — деньги. И он привык к этому. Но эта женщина не только не просила у него денег, но даже почему-то не на шутку обиделась, когда он заговорил о них. Что ж ей тогда было нужно? Для чего она так упорно внушала ему, что они знакомы, если он — и в этом Андрей готов был поклясться — никогда в жизни ее не видел?
Когда она бросилась прочь, у него мелькнула мысль вернуть ее. Крикнуть охране, чтобы остановили, догнать, отвести в дом, усадить, расспросить и снова выслушать, более внимательно. Но он не сделал этого. Постоял, поглядел ей вслед, отрешенно махнул рукой и пошел в дом — давно надо было помыться после интенсивных занятий на тренажерах. Но и стоя под душем, он, без всякого удовольствия подставляя тело упругим теплым струям, продолжал думать о гостье.
Если она не попрошайка, то кто? Сумасшедшая? Она так настойчиво убеждала, будто учила его в младших классах, что он почти ей поверил. К тому же она называла какие-то имена, даты, перечисляла события якобы из его жизни, рассказывала о его отце, матери… Ни одно из этих имен, кроме имени Кости Панова, ему ни о чем не говорило, и большинство рассказанных ею историй тоже не имело с ним ничего общего. Никогда в жизни он не был вожатым у малышни, никаких моделей самолетов с ними не мастерил и ни в какой поход не ходил. Да, но семиклассники-то его и впрямь отлупили за школой, когда он был в пятом классе… Это-то действительно было с ним, и фамилию обидчика, которую она назвала — Уханов — Андрей помнит. И скандал из-за разбитого в кабинете биологии окна тоже помнит. Не говоря уж об уходе отца… Откуда посторонняя женщина может все это знать? Да еще с такими подробностями? Просто невероятно…
Объяснение пришло, когда он вышел из душа и растирался махровым полотенцем — сегодня оно отчего-то показалось ему влажным и слишком жестким. Наверное, решил он, эта женщина знала его когда-то в детстве. А сейчас она, бедняга, не в своем уме — вот и путает собственные фантазии и реальность. Да, такое вполне возможно… Не исключено, что она даже и учительницей его когда-то была. Кстати, а как звали его первую учительницу? Такое ж не забывается… Странно, он ничего о ней не помнит — ни имени, ни лица, вообще никаких событий, связанных с младшей школой. Не помнит, молодой она была или зрелой, высокой или маленькой, худой или толстой, доброй или строгой… Ни голоса, ни цвета волос, ни прически ее — ничего он не помнит!
А, осенило Андрея! Да он же продает Старьевщице воспоминания и тут же их забывает! Вот продал и это… Первое время с начала их «мемори-бизнеса» он как-то неловко ощущал себя, общаясь с людьми, — а вдруг у него было связано с ними какое-то воспоминание, а теперь в сознании его нет? Но со временем эта мысль тревожила его все меньше, а потом и вовсе исчезла… Но сегодня ему снова стало не по себе. И он впервые испытал чувство, похожее на раскаяние. Нет, нужно немедленно разобраться в истории с первой учительницей!
Вызвав к себе горничную Наташу, Андрей поинтересовался у нее, где лежит его семейный архив, потребовал разыскать в нем альбом с фотографиями и принести ему. Потом он уселся на белый кожаный диван в гостиной и, попивая свежевыжатый сок, который сегодня явно не удался, был недостаточно холодным и отдавал горечью, открыл альбом. В этот, теперь уже старый потертый альбом мама всегда аккуратно вклеивала его немногочисленные детские фотографии, в большинстве своем случайные, нечеткие и не слишком удачные черно-белые любительские снимки.
Альбом, как по заказу, распахнулся на нужной странице, и, увидев его содержимое, Андрей, не удержавшись, выругался вслух. Выяснилось, что фотографии времен его младшей школы почти не сохранились. То есть сами-то карточки оставались на месте, но состояние их оказалось не то что плохим, а просто-таки ужасным. Одни снимки почему-то были порваны, другие выцвели так, что ничего нельзя разобрать, по третьим расплылись непонятно откуда взявшиеся мутные пятна. А те, что более или менее сохранились, были сделаны неудачно. Так, он нашел только три фотографии своей первой учительницы, сделанные в классе у доски, на линейке первого сентября и на первомайской демонстрации. Но в классе она повернулась спиной к объективу, так, что в кадр попал только затылок, на линейке стояла в тени, и лицо ее было закрыто большим букетом гладиолусов, а на демонстрации не только ее лицо, но и фигура до пояса оказались прикрыты транспарантом с надписью «Мир. Труд. Май».