Андрей торопливо хватает с блюда один пирожок, разламывает его, но тот оказывается таким обжигающе-горячим, что он невольно роняет его, и вывалившаяся начинка попадает аккурат на новенькие джинсы, оставив на них здоровенное жирное пятно. Это просто катастрофа! Как же он орал тогда на мать! Но и она не молчала, тоже кричала в ответ, что он эгоист, думает только о себе и какие-то сраные джинсы ему дороже родной матери…

Да, только такого рода воспоминания роились в его голове, пока он сидел у мусорной кучи на кладбище. Но при этом восстановить в памяти яркий образ матери никак не удавалось. Возникали лишь отдельные фрагменты мозаики — пронзительный, срывающийся на визг голос, когда она на него кричала, некрасиво выбившиеся из жидкого пучка прядки волос, черные войлочные ботинки «прощай, молодость!», замызганный серый болоньевый плащ, в котором она ходила вплоть до холодов, торчащие из-под одеяла желтоватые пятки… Эта ее привычка всегда высовывать ступни из-под одеяла почему-то ужасно раздражала его. Не меньше, чем ее манера, говоря о еде, постоянно употреблять уменьшительно-ласкательные суффиксы — не хлеб, а хлебушек, не лапша, а лапшичка, не мука, а мучка, огурчики, сметанка… Тьфу ты, до сих пор аж передергивает, как противно!

На дорожке, совсем рядом, вдруг раздались чьи-то шаги, Андрей был даже рад, по крайней мере, это хоть на миг отвлекло его от неприятных раздумий. Но вот того, что на кладбищенской тропинке вдруг покажется Старьевщица, одетая в черные брюки, темно-лиловую блузку и такого же цвета туфли на высоких шпильках, он никак не ожидал. Зато она, очевидно, изначально настроилась на встречу с ним, поскольку не выразила никакого удивления, увидев его, а уверенно подошла и присела рядом — прямо в шелковых брюках на грязную землю. И это совершенно не понравилось Андрею, уж кого-кого, а вот ее-то он сейчас совершенно не хотел видеть.

— Зачем ты пришла сюда? — недружелюбно буркнул он. — Я тебя не звал.

— Чего ты бесишься? — хмыкнула она в ответ. — Из-за того, что цветы испортили костюм? Подумаешь, велика ли важность! У тебя теперь столько денег, что ты можешь не только каждый день, но даже каждый час покупать себе по самому дорогому костюму в лучших бутиках Англии, Франции или Италии.

— При чем здесь костюм? — возмутился он. — Дело не в этом. Я злюсь совсем не поэтому.

— А почему же? Может быть, ты мне расскажешь об этом? — вкрадчиво поинтересовалась она.

— Я хочу вспомнить маму…

— Так ты ж ее помнишь, — живо возразила Старьевщица. — Не может быть, чтоб ты забыл, как она выпорола тебя за двойку в тот день, когда от вас ушел твой отец. И то, как она болела, ты тоже прекрасно помнишь. Ты тогда только начал встречаться с Катей и всей душой рвался к своей любимой девушке, дорожил каждой минутой. А тут, как нарочно, нужно было тащиться к матери в больницу, на другой конец Москвы, да еще по дороге обегать магазины и аптеки, покупая то, что ей нужно, и везде отстоять очередь. Неужели ты забыл, как злился из-за этого на мать, как готов был просто ненавидеть ее? И как ты обрадовался, когда она наконец умерла, освободив тебя от тягот ухода за ней? Виду ты, конечно, не подавал, изображал перед знакомыми вселенскую скорбь — но в глубине души просто ликовал, что освободился и что теперь ничто не стоит между тобой и твоей любимой Катюшей? И похороны матери ты тоже помнишь очень хорошо. Как она лежала в гробу, в белом платочке, но сама вся какая-то серая и точно восковая. Ты ведь не забыл, что ее вид вызвал в тебе такое отвращение, что ты побрезговал поцеловать ее? Все подходили прощаться с ней, а ты специально подошел последним, наклонился, но так и не поцеловал, только сделал вид…

— Но я не хочу помнить это! — Андрей не выдержал и сорвался на крик. — Я хочу вызывать в памяти хоть что-то… Хоть что-то хорошее. Не может быть, чтобы родная мать, которая меня любила — а она любила меня, я знаю это! — не была связана для меня ни с чем светлым, добрым и хорошим! Этого не может быть, слышишь? Чтобы она ни разу не приласкала меня, не сказала мне ни одного теплого слова, не сделала ничего такого, что оставило бы во мне светлый след… Так ведь просто не бывает! Но ничего, ничего подобного у меня в памяти нет!

— Ну, нет так нет, — Старьевщица пожала плечами. — Раз нет — так о чем теперь говорить? Тебе, мой дорогой, повезло гораздо больше, чем многим другим людям, ты сам хозяин своим воспоминаниям. И если в них чего-то не сохранилось, что-то утрачено, то виноват в этом только ты сам, и больше никто.

— Значит, все-таки было что-то хорошее? — Он пристально поглядел на нее. — Наверняка было, хоть я этого и не помню. Значит, ты купила у меня и это воспоминание… Благодаря тебе я лишился почти всего доброго и светлого, что было во мне… Оттого-то мне так и плохо. Знаешь, еще немного — и я начну тебя ненавидеть.

— Да знаю, — устало усмехнулась Старьевщица. — Ничего нового ты мне не сообщил. Сколько раз я слышала эти и куда более пылкие слова на ту же тему от людей, оказавшихся в моей власти… Но видишь ли, дорогой мой, никого из вас я не заставляла силой становиться моим клиентом. Каждый из вас сделал этот выбор сам. Ты сам каждый раз решал — продавать свои воспоминания или нет. И упрекать меня тебе не в чем. Не правда ли?

Возражать Андрей не стал. Ему просто нечего было возразить…

Как наступила осень, Андрей не заметил. В этом году погода как-то совсем уж не задалась, лето выдалось холодным, дождливым. Ни одного хорошего денька — а синоптики по телевизору, точно в насмешку, каждый вечер обещали на завтра тепло и солнце. Андрей только и знал, что ругаться, слушая прогнозы погоды — это ж надо так врать и не краснеть! Бесстыдная ложь синоптиков вскоре начала раздражать до того, что он стал выключать телевизор, как только дело доходило до прогнозов погоды. Все равно смотреть там было не на что. Раньше хотя бы подбирали красивых длинноногих дикторш, которыми приятно было полюбоваться, когда они, изящно жестикулируя возле карты, сообщали о заморозках и циклонах. А теперь о погоде почему-то рассказывали, нелепо размахивая руками, одни сплошные уродины с плоскими задницами и глупыми физиономиями. Глядеть на таких не было ровным счетом никакого желания.

Так что лето незаметно переползло в осень. Казалось, его вовсе и не было.

В очередной мрачный осенний вечер с холодным ветром и мерзким моросящим дождем Андрею совсем не хотелось выходить из дому. Но, увы, это было необходимо. Сегодня ему обязательно нужно было появиться на очередной тусовке — традиционном празднике одного из самых известных столичных журналов о моде и красоте. Эта пышная вечеринка проходила из года в год и неизменно пользовалась популярностью. На ней собирались все сливки общества, и приглашение туда считалось особой честью, удостаивался его далеко не каждый. К тому же вечеринку каждый раз широко освещали в прессе. Отчеты, фотографии, сплетни… Больше месяца она служила информационным поводом для глянцевых журналов и многочисленных сайтов, посвященных светской жизни.

Словом, Андрей был уверен: пропустить ее нельзя. Как говорится, nobless oblige — положение обязывает.