С каким-то странным чувством перелистывал Андрей альбом со своими детскими фотографиями, не переставая удивляться, как же плохо сохранились карточки. Он отлично помнил, что в школе их фотографировали каждый год, значит, в альбоме должно было лежать восемь снимков их класса. Но их было только три — за второй, пятый и седьмой классы. На последнем кто-то тщательно замазал черным фломастером все лица, второй, очевидно, пострадал от воды, так как слился почти в сплошное мутное пятно, а первый снимок на две трети выцвел, так что с трудом можно было разглядеть всего несколько лиц. И никого из этих ребят Андрей не помнил. Разве что только Лариску Зуеву, жутко вредную девчонку с жиденькими косичками и тоненьким, как комариный писк, мерзким голоском. Эта Лариска чуть что — бежала ябедничать на всех учителям, ее в классе иначе как Крыса Лариса и не называли…

Не лучше обстояло дело и с остальными, «нешкольными» фото. Андрей перетряхнул весь альбом, начинавшийся его младенческими снимками и заканчивавшийся фотографиями в возрасте восемнадцати лет. Потом мама умерла, и альбом стало вести некому. Как она, помнится, старалась, аккуратно наклеивала карточки на плотные листы, подписывала, почему-то непременно чернильной ручкой, даты и названия к фотографиям, которые сама придумывала. Андрея эта ее скрупулезность несколько раздражала, а все эти подписи в стиле «Я шагаю по дорожке, у меня устали ножки…» просто бесили. А теперь выяснилось, что все ее труды пропали даром, почти весь альбом безнадежно испорчен. Бедная мама, не повезло ей в жизни ни с чем. Даже с сыном. Он и не помнит, когда последний раз был у нее на кладбище. Надо будет как-нибудь съездить, пожалуй…

Андрей решительно отодвинул альбом и взглянул на часы. Пора было собираться. Сегодня он был приглашен на «великосветское мероприятие» — вечеринку, которую устраивал новый знакомый, владелец сети магазинов элитных часов. Тот очень просил Андрея появиться ровно к семи. Видно, торговля приборами, измеряющими бег времени, приучила его к точности. Что ж, придется быть точным, но нужно успеть заехать за Дашкой. Ему в последнее время часто приходилось бывать «в обществе», и обычно он брал с собой Дашу, хотя и без особой охоты. Даша, увы, совсем не относилась к числу тех женщин, с которыми не стыдно появиться в свете. Она не обладала эффектной внешностью, не умела ни одеться, ни подать себя и часто терялась и смущалась, общаясь с людьми, особенно с теми, кто не был ей симпатичен. Так что Андрей никак не мог понять, зачем она ездит с ним, ведь, по собственному ее признанию, она не любила большого скопления народа и терпеть не могла тусовок со всей их пустотой и показной роскошью. Однако каждый раз, стоило Андрею сказать, что он куда-то собирается, она упорно просилась поехать с ним.

— Боишься, что меня у тебя отобьют? — усмехался он. — Так не бойся. Ты ж знаешь, мне сейчас никто не нужен.

Даша в ответ только вздыхала. То, что ему никто не нужен, она знала отлично, их интимная жизнь так и не наладилась. Однако при этом она не желала отпускать его от себя. Тем более что с момента его переезда в новый дом они стали общаться гораздо реже.

После эпизода с посетительницей и альбомом настроение у Андрея испортилось. А пока они дотащились с Рублевки до «Сходненской» через все возможные пробки, он и вовсе успел выйти из себя. И когда Дашка появилась наконец из подъезда и села в машину, он набросился на нее:

— Ты на часы смотришь? Мы с тобой во сколько встретиться договорились? Я тебе сто раз повторил, что мне сегодня нужно быть четко к определенному времени, а ты копаешься! На целых десять минут опоздала!

— Андрюша, ну прости, пожалуйста… — начала оправдываться Даша. — Как назло, мне перед самым уходом сестра позвонила, ей срочно нужно было узнать…

— Тоже мне причина! — в негодовании перебил он. — Да какие у нее могут быть срочные дела? Не работает, сидит дома со своим спиногрызом… Ты могла бы и позже ей перезвонить, ничего бы с ней не случилось. Кстати, а что ты такое на себя напялила?

— Я специально его купила. Это платье для сегодняшней вечеринки. Тебе оно не нравится? — Даша смутилась.

— А что, по-твоему, кому-то может такое нравиться? — презрительно фыркнул Андрей. — Цвет какой-то безобразный, сидит на тебе, как мешок, и старит тебя лет на десять. Я давно заметил, что у тебя совсем нет вкуса, Даша. Ты бы хоть советовалась с кем-нибудь, когда шмотки покупаешь, а то выбираешь такое, что тебя только уродует. Ты и так-то, честно сказать, совсем не красавица, а когда еще вырядишься черт знает как…

Даша ничего не ответила, отвернулась к окну, чтобы скрыть набежавшие на глаза слезы.

По правде говоря, Андрей и сам не относился к числу любителей помпезных тусовок, но считал, что ему просто необходимо на них появляться. Сейчас, когда он не просто быстро, а просто-таки стремительно богател и укреплял свое положение, ему казалось весьма важным показываться на людях, как можно чаще мелькать в светской хронике и всячески пиариться. Оттого-то он и таскался по всем этим презентациям, благотворительным вечерам, вернисажам и прочим пати, хотя и не получал от их посещения никакого удовольствия. Впрочем, он уже и не помнил, когда последний раз получал от чего-то удовольствие…

Вот и теперь ему очень быстро все стало действовать на нервы. Тусовка едва началась, а ему уже казалось, что он больше не может видеть эти фальшивые улыбки и демонстративные позы, слушать манерные голоса, самому изображать доброжелательность и приветливость и наблюдать, как это изображают другие. Его мутило от смеси запахов элитного парфюма, шампанское казалось кислым, а фрукты и закуски — безвкусными, точно он жевал не саму еду, а упаковку от нее. Свое раздражение Андрей вымещал на ни в чем не повинной Даше, он обидел ее раз, другой, третий, и кончилось дело тем, что она, расплакавшись при всех, бросилась вон из зала.

«Ничего, поплачет где-нибудь в туалете и вернется…» — особенно не беспокоясь, решил он, но Даша так и не появилась. Очевидно, она совсем ушла с вечеринки и уехала домой — хотя они и договорились накануне, что после тусовки вместе поедут к нему. Он нисколько не чувствовал себя виноватым, а, напротив, еще больше разозлился на Дашку. Детский сад какой-то, честное слово! Он мысленно махнул рукой и через пятнадцать минут уже напрочь забыл о ней, увлекшись разговором с помощником Старьевщицы, которого так и продолжал называть брокером. Брокер тоже появлялся на подобных мероприятиях, но как-то ухитрялся превращать их чуть ли не в производственные совещания. Во всяком случае, он ничего не пил и не ел, говорил только с нужными ему людьми и исключительно по делу. Появлялся как-то незаметно и так же незаметно исчезал.

Прошло несколько дней, прежде чем Андрей вспомнил… нет, не о Даше, о ней он больше не думал, а о данном самому себе обещании съездить на кладбище к матери. Да, надо бы это сделать, он там не был уже неизвестно сколько, могила наверняка запущена донельзя. Надо посмотреть, что там можно сделать… И в один из дней, на который у него не было особенных планов, Андрей заставил себя подняться пораньше и отправиться на Ваганьковское кладбище.

Стоял конец августа, в воздухе ощутимо витал дух приближающейся осени. Дожди пока не начались, но день выдался пасмурный, серый и неприветливый, и настроение его было под стать погоде, его с самого утра раздражало все и вся… Впрочем, в последнее время у него и в хорошую погоду было не менее скверно на душе. Но сегодня с ним творилось что-то совсем из ряда вон выходящее, и мир, как нарочно, поворачивался к нему самой худшей, самой неприглядной своей стороной.