в айдолы она не годится, так она туда и не стремится. Если я правильно понял.

— Вы правильно поняли, — флегматично отвечает ХёнСок, пытаясь прижать ускользающую мысль.

— Сколько ей лет? — Ким требовательно глядит на президента.

— Полных? — президент роется в памяти, год рождения, день рождения… — По паспорту шестнадцать, а что?

— Вот! — торжествует Ким. — А ведёт себя с нами, как равная!

— Вы тоже ведёте себя со мной, как равная, хотя в два раза моложе меня, — усмехается ДонУк, затем улыбается ещё шире. — У вас тоже, по вашему мнению, ужасный характер?

Ким вскакивает, мгновенно загоревшись гневом.

— ЧхеВон, успокойся, пожалуйста, — увещевает президент. — Ничего страшного не происходит, обычный рабочий момент. Кстати, Ким Лалиса считает, что решение не принимать её в трейни по итогам прослушивания абсолютно верное.

— Не уверен… — бурчит ДонУк.

— ЧхеВон, я правильно понимаю, что ты против заключения договора с группой Лалисы? — президент дипломатично уводит разговор в сторону. — Клип тебе не нравится?

— Клип мне нравится, — недовольничает, но уже не полыхает гневом ЧхеВон, — мне эта девчонка не по нутру.

— Хорошо. Давай тогда отпустим тебя, и решим дальше, что делать. Дело в том, — торопится сказать президент, — что вам по работе и не придётся пересекаться. Ты же видела! Она сама на этом настаивала.

— Аннён, — старательно вежливо утверждает Ким и направляется к двери. — Мне действительно есть, чем заняться.

Президент по уходу своей любимой женщины замечает, как выдыхают облегчённо мужчины. Себе он этого не позволяет.

— Что скажете? — обращается к сотрудникам с неопределённым вопросом.

— Девочка — бриллиант и надо её брать на любых условиях! — прямо высказывается сонсенним Кан.

— Пожалуй, слишком сильно сказано, но в целом соглашусь, — кивает менеджер Им.

— Вам не нравится определение «бриллиант»? — доброжелательно любопытствует Кан.

— Нравится, — ответно улыбается менеджер. — Меня пугают «любые условия».

— Исправьте, — предлагает Кан.

— Хорошо. На любых условиях, но в разумных рамках.

— Замечательно, — резюмирует президент. Про себя думает, насколько легче проходит обсуждение, когда в нём не принимают участие женщины.

— Агентство должно иметь свою выгоду, — продолжает ХёнСок. — Не думаю, что Лалиса этого не понимает. Она девушка разумная.

— Холь! — восклицает ХёнСок, когда сотрудники покидают его кабинет. Поймал и прижал ускользавшую до того мысль.

«Намучаемся, как с Дженни», «сложный характер» и всё прочее… а что, если… — ХёнСок радостно улыбается. Всё-таки в работе руководителя есть вкусные моменты.

Окончание главы 12.

Глава 13. Ещё одно насыщенное воскресенье

Место действия: международный аэропорт Инчхон.

Время действия: 8 ноября, воскресенье, 09:35

Девочки, в большинстве своём, дуры. Вот и я веду себя, как дура. Сначала страдала от воспитательного прессинга хальмони, теперь расстраиваюсь от того, что они, хальмони и харабоджи улетают домой.

Не только у меня настроение близкое к нулю. Вся женская часть семьи чуть не в трауре, один папочка спокоен. Подозрительно как-то спокоен.

Объявляют посадку наш рейс Сеул — Бангкок, сейчас мы подведём старших к терминалу, а там останемся по разные стороны ограждения. У терминала старшие обнимают всех поочерёдно. Как всё и всегда в Корее, согласно табеля о рангах. Папа, мама, сестра и после всех — я.

Харабоджи крепко меня притискивает, ни о каком отторжении и отстранённости речи уже не идёт. Вполне естественно целую его в щёку. Подержав ещё немного, харабоджи передаёт эстафету хальмони. Та прижимает меня ещё крепче, расцеловывает, глаза наполняются слезами. Как по команде и у меня вытекают из глаз две мокрые дорожки.

— Веди себя хорошо, внучка, — не удерживается от назиданий Пакпао, но не осуждаю. Что-то же она должна сказать на прощание.

— Будь хорошей дочерью своим родителям, — желает на прощание.

— Самой лучшей, — соглашаюсь и не удерживаюсь от шуточки. — Намного лучше СонМи.

Пакпао, неожиданно для себя хохотнув, привычно замахивается, но от подзатыльника удерживается. Щиплет за щёку. СонМи смотрит мрачно, но общую, мгновенно куда-то испарившуюся, пафосность вернуть не в силах. Родители смотрят на меня со старательным осуждением.

— Ну, хорошо, хорошо, — я на всё согласная, — буду намного хуже СонМи.

Хальмони и харабоджи уже вместе хохочут.

— Нет уж, сонни, — харабоджи вытирает платочком весёлые слёзы, — будь самой лучшей. И СонМи пусть будет самой лучшей.

На этом мы достигаем консенсуса, который не стала разрушать. Иначе прощание окончательно в цирк превратится.

Всё равно становится грустно всем, когда старшие уходят и пропадают в длинных извилистых кишках терминала. Молча возвращаемся. Оно, наверное, и так само собой получилось, но идём согласно традиции. Родители впереди, мы с сестрой — сзади.

— Зачем ты сказала хальмони, что будешь лучше, чем я? — дёргает меня СонМи, стараясь, чтобы родители не услышали.

— Зачем я сказала хальмони, что буду лучше, чем ты?! Тебе это интересно, онни?! — напротив, я повторяю её вопросы громко, чтобы родители услышали. И они, — ха-ха-ха, — слышат. Омма оборачивается и осуждающе смотрит на обеих, но больше на сестру. Тоже традиционно, со старших спрос больше. Хотя часто бывает наоборот, что тоже в традиции. Такова Корея, многообразная и противоречивая.

— Затем, что я действительно хочу быть самой лучшей дочерью! — продолжаю громко рассуждать, невзирая на скрючившую кислую физиономию СонМи. — А как я могу быть самой лучшей, если лучшей будешь ты?! Правда, аппа?

Оглянувшийся ДжеУк молчит, только улыбается.

— Ты и онни так себе, — уже негромко рассуждаю, продолжая вгонять сестрицу в омут недовольства.

— Это почему?

— Ты же старшая сестра, — подпускаю в голос надрыв, — ты обязана заботиться обо мне. А что делаешь ты? Сколько раз я тебя просила сделать мне педикюр…

— Один раз всего… — бурчит СонМи. Но я не обращаю внимания. Один, не один, какая разница?

— …и ты постоянно мне отказываешь. Теперь мне придётся идти в салон, а в какой попало я не пойду. Вы с этой хитрушкой Джессикой приучили меня к самому дорогому и замечательному салону. Я не хочу другой, онни!

Родители на последний выкрик оглядываются, но распознав относительно мирную беседу, снова идут вперёд. Мы уже выходим на улицу, подходим к автомобилю. Поедем с комфортом, а не как сюда, теснясь вчетвером на заднем сиденье.

Садимся. Продолжаю терроризировать СонМи. Как оказалось, манипулировать людьми так очешуительно!

— Онни, у тебя такие красивые и ловкие руки, — я вовсе не лукавлю. Руки у неё обыкновенные, но для девушки обыкновенные, а так-то они ухоженные и красивые.

— Замечательно длинные пальцы, — у меня-то подлиннее будут, но я пианистка, мне положено, — очень красивые. Была бы парнем, без соли бы тебя съела, а-а-м!

СонМи отшатывается на моё кусательное движение. Давно уже не хмурится, безуспешно старается не выпускать наружу довольную улыбку. Она тоже милашка, так легко поддаётся. На старшую сестру не