После занятий Таня бродила в одиночестве по дальним коридорамЖилого Этажа. Сюда она никогда прежде не забредала – эта часть башни былазакреплена за темным отделением, и светлые маги предпочитали держаться отсюдаподальше.

Внезапно оттуда, где коридор смыкался с глухой полукруглойстеной башни, Таня услышала гул голосов и сообразила, что нечаянно оказаласьрядом с гостиной темных…

Кроме общей для учеников светлого и темного отделенийгостиной, темные давно уже – еще несколько столетий назад – облюбовали длятайных собраний один из угловых залов Жилого Этажа. Это был асимметричный залсо скошенным потолком и единственным узким окном-бойницей, через котороеснаружи проникал свет. Пробиваясь сквозь стекло, свет таинственным образомдробился на несколько разной яркости островков, которые в первой половине днясмещались к центру зала, а под вечер – к резным, с высокими спинками скамьям,на которых обычно сидели темные.

Проникнуть в темную гостиную ученику белого отделения былоневозможно. Хотя ход в него не был защищен заклинаниями и фиолетовыми завесами,в одну из ниш в стене был вмурован громадный кувшин с дэвом. Неизвестно, откудапритащили темные этот долго пролежавший в земле кувшин и сколько десятилетийназад это случилось, но любой белый маг, оказавшийся хотя бы в десятке метровот него, мгновенно ощущал сосущий страх. Сердце его сжималось, и он готов былбежать сломя голову. Разумеется, всей школе об этом было известно, и никто избелых в те края не заглядывал. Темные же ученики, напротив, охотно бравировалии порой демонстративно обнимались с кувшином. Для светлого же мага это былоравносильно тому, как если бы лопухоид забрался в атомный реактор, чтобыподжарить там шашлык.

Таня вспомнила о кувшине слишком поздно, лишь когда в грудьее толкнула холодная, упругая волна ненависти. Кувшин был близко – смертоносноблизко. В мозгу вспыхнула сотня углей, стремящихся растворить и уничтожить самуее сущность. Таня пыталась сопротивляться, поставила магический блок, нодавящая ее сила с легкостью смела его. Девочке казалось, что она проваливаетсяв омут – стремительный, засасывающий.

«Твоя смерть будет мучительной и долгой! Я буду убивать тебямедленно!» – услышала она.

«Я не хочу умирать!»

«Никто не хочет умирать, но все равно приходится. Богатым ибедным, умным и глупым, праведным и грешным! Зачем откладывать? Почему бы тебене умереть сейчас, глупая белая девчонка с черного отделения? В твоей жизнибудет немало темных минут, немало искушений и страданий, а так ты сможешь ихизбежать. Сейчас я, дэв смерти, спою тебе пес-с-с-сню с-с-с-с-с-смерти… Тыуслышишь ее начало, но уже не услышишь конца».

Таня упала. Она не могла стоять. Голову пронзала остраяболь. Она ничего уже не видела и не слышала, лишь чувствовала рукой холоднуюглину кувшина. Должно быть, дэв заставил ее тело помимо воли подползти к нему.Сопротивляясь затягивающему ее омуту смерти, Таня подняла перстень.

Дэв затянул что-то низкое и однообразное. С каждым новымзвуком в Тане оставалось на глоток жизни меньше. Она чувствовала, как мелеет,опустошается и угасает.

«Не надо! Я не хочу! Прочь! НЕ-Е-Е-Е-ЕТ!» – мысленнокрикнула Таня, собрав последние силы.

Внезапно ослепительный прекрасный мир, словно сотканный израдуг, перьев жар-птиц и солнечных лучей, мир, которого она прежде не знала икоторый уж точно не был смертью, открылся ее глазам. А в следующую секунду онапроизнесла заклинание, которого никогда не знала прежде и которое потом так ине смогла вспомнить. Это были какие-то гортанные, резкие, совсем немелодичныезвуки, так непохожие на привычную классическую магию, которой их обучали вТибидохсе.

Что-то глухо треснуло. Волна ненависти отхлынула. Таня вновьобрела способность видеть и слышать. Угли, пылавшие у нее в мозгу, погасли.Таня поняла, что стоит на четвереньках, уткнувшись головой в кувшин. Кувшинраспался на черепки, а под ним в полу зияла узкая темная дыра, как если бы дэвпоспешил трусливо скрыться в преисподней.

Таня вскочила, помчалась куда-то сломя голову и внезапнооказалась в секретном зале темных. Здесь она привалилась к стене и долго немогла отдышаться. Перед глазами у нее прыгали красные точки. Страх отпережитого приходил только теперь, холодными червячками заползая в руки и ноги,разбегаясь по всем венам и артериям.

Таню пока не замечали. Она стояла в тени у входа, а темные –человек тридцать – собрались у камина, в котором, несмотря на запрет Поклепа,развели огонь. Камин был грубо сложен из крупных камней. Трубы у него не было.Дым уходил в узкое отверстие в потолке, расположенное над камином.

Разумеется, при таком устройстве дымохода потолок всекретном зале темных был закопчен. Кто-то воспользовался этим и крупнопроцарапал по копоти нечто вроде свода правил.

СВОД ПРАВИЛ ТЕМНОГО ОТДЕЛЕНИЯ

1. Презирать белую магию и всех «беленьких».

2. Заботиться только о себе, родном, и плевать на всехпрочих.

3. Не использовать магию вуду без ограничивающих блокировоки против своих.

4. По возможности гадить «беленьким», преподавателям илопухоидам.

5. Хранить все тайны темного отделения.

Чуть ниже явно почерком Склеповой было приписано еще одноправило: «Гроттершу в гробик!»

«Интересно, Гробыня когда-нибудь угомонится? Это уже дажескучно!» – подумала Таня, когда пришла в себя настолько, что вновь смоглаиспытывать любопытство.

Уже неделю, чтобы подурачить Гробыню, малютка Гроттерпритворялась влюбленной в Пуппера. Она купила себе календарик с Гурием,изданный на Лысой Горе, и каждый вечер рассматривала его минут по десять,изредка исторгая страстные вздохи и принимаясь осыпать его поцелуями. Гробынябыла очень довольна такими результатами и приписывала все действию своей магии:откуда ей было знать, что Таня просто представляет себя Пипой.

Однако новости, приходившие из Англии, были для Склеповойнеутешительными. Что ни день от Пуппера к Тане прилетали все новые купидончикис цветами и конфетами. Разгневанная Гробыня швыряла в них подушками и запуками,натравливала на них скелет Дырь Тонианно, да только никакого проку от этого всеравно не было.

Дырь Тонианно, назойливо размахивающий руками, быстронадоедал купидончикам, и они пускали в него свои стрелы, которые, пролетаямежду ребрами скелета, вонзались в шкаф. Заряд романтики, содержавшийся встрелах, был так значителен, что на шкафу, несмотря на осень, набухали почки,и, пытаясь зацвести, он выбрасывал ветви и бутоны.