– Не опоздала, однако, – вздохнула Машка, – в особенностисуперски с тортом получилось!

– Ничего я с ним не делала!

– Угу!

– Сгущенку не лила.

– Ага.

– Я его вообще не трогала!

– Ясно.

– Только полюбовалась на красоту и уехала. Честное слово! Ачто случилось с бисквитом?

Маня прыснула.

– Я тебе верю, ты на самом деле его и пальцем не тронула.

– Точно.

– Вот это и обозлило Зайку сильнее всего!

– Почему?

– Муся, торт следовало испечь, – еле-еле выдавила из себядевочка, пытаясь справиться с припадком смеха, – Ольга велела его в духовкусунуть. С виду-то торт съедобным казался, но его не приготовили. Зая, еле-елепережив позор с салатами, выставила тортик, порезала его на куски, народ пошелложками угощенье ковырять, а коржи-то сырые! Правда, к тому времени люди ужездорово наклюкались, по-моему, никто, кроме нас с Ольгой, и не заметил конфуза.

– Гости слопали сырой торт? – простонала я.

– Ага, – закивала Маня, – подчистую. Я, например, всегдасчитала: главное – алкоголь. После третьего бокала коньяка народ способентабуретку сгрызть.

– Ужасно! В салате сгущенка, а сладкое не готово!

– Муся, не парься.

– Надо пойти извиниться.

– Забей.

– Меня Зайка убьет!

– Не, – отмахнулась Маня, – к утру забудет, ты покапотихонечку в спальню топай, я прикрою тебя. При посторонних Заюшка разборкуустраивать не станет, а там еще какая-нибудь фигня случится, и Ольга на другуюнеприятность переключится.

Утром и впрямь, как обещала Маня, случилась фигня. Менясхватила мигрень. Свернувшись клубочком, я лежала неподвижно, натянув нараскалывавшуюся от боли голову пуховое одеяло. Только тот, кто как я регулярнопопадает в цепкие объятия болячки, поймет меня. Мигрень не имеет ничего общегос головной болью. Это ужасная вещь, которая сопровождается тошнотой, ознобом иполной невозможностью пошевелиться, потому что любое изменение позы вызывает увас желание умереть. Появляется мигрень внезапно, в самый неподходящий момент.Вечером ложишься спать здоровой и веселой, а утром открываешь глаза и с ужасомконстатируешь – вот оно, накатило. Впрочем, у мигрени есть и положительноекачество: уходит она от вас так же быстро, как и приходит, исчезает, словно помановению волшебной палочки.

Стараясь не дышать, я притихла под одеялом. Господи, как мнеплохо! Бух! В голове фонтаном взвились разноцветные искры, в воздухеотвратительно завоняло французскими духами.

– Незачем постоянно прятаться словно черепаха, – долбанул потемечку резкий голос Зайки.

В лицо ударил свет, Ольга стащила с моей головы перинку.

– Тебе так плохо! – воскликнула она.

– Ужасно!

– Давай Оксану позовем.

– Нет, скоро пройдет, – простонала я.

– Лежи, лежи, – засуетилась Зайка и поцеловала меня вмакушку, – я думала, ты просто спишь.

Я чуть не скончалась от запаха парфюма.

– Ольгунчик, уйди, пожалуйста.

– Уже убежала, – прошептала Зайка и унеслась, не забывприкрыть меня снова с головой одеялом.

Потянулся бесконечный день, я несколько раз засыпала,просыпалась и опять проваливалась в сон, мигрень раскаленным прутом торчала ввиске. Никакие лекарства от напасти не помогают, остается лишь терпеливо ждать,когда липкие объятия боли распадутся и отпустят Дашутку. Я опять началадремать, но тут чья-то рука потрясла меня за плечо.

– Отстаньте, – прошептала я, – умираю.

– Дарь Иванна, – забубнила Ирка, – отзовитесь.

– Деньги в сейфе, открой и возьми сколько надо.

– Не, на хозяйство полно.

– Тогда дай умереть спокойно, – взмолилась я.

– К вам пришли, – заталдычила домработница, – гость.

– Скажи, что я заболела.

– Так я говорила, он не уходит!

Я со стоном сдернула с головы одеяло.

– Который час?

– Семь.

– Чего?

– Вечера.

– Дома есть кто?

– Собаки.

– А из людей?

– Только мы с вами.

– Выгони мужчину вон, пусть представится, оставит телефон,позвоню, когда встану.

– Он говорит, что будет ждать хоть до завтра, инвалидчертов.

Волна боли из головы стала скатываться вниз.

– Инвалид?

– Ну да! В кресле сидит и командует: «Немедленно приведитеДашу, речь идет о необычайно важном деле».

Забыв про мигрень, я вскочила с кровати, накинула халат ипомчалась к лестнице, Ирка стала что-то кричать вслед, но ее слова были неразборчивы.

Ремизов находился в гостиной.

– Вижу, вы и впрямь заболели, – констатировал он, – сначала,грешным делом, я подумал, что не желаете со мной общаться, вот и сочинилиотговорку. Извините, я уеду, встретимся завтра.

– Уже выздоровела, – ответила я, – что случилось?

– Я готов рассказать правду про Никиту, – тихо сообщил Олег.

Я изумилась до крайности.

– По какой причине? Еще вчера вы говорили, что вас можетповергнуть на сей поступок лишь кончина Волка!

– Позавчера, – поправил Ремизов.

– Вчера. Я была у вас вчера.

– Нет. Во вторник, а сегодня четверг.

– Среда.

Олег вытащил из кармана мобильный.

– Смотрите! Число, месяц, год.

– Год я помню.

– Уже радует, – безо всякой улыбки сообщил переводчик.

– Ира, – заорала я.

Домработница всунулась в гостиную.