Я бросила взгляд в сторону кровати и успела заметить, как любопытный нос Катерины спрятался обратно под одеяло. Да уж, похоже, ей действительно не так плохо. Не настолько плохо, чтобы не подслушивать.

— Пошли со мной, Комарова, — Валентин взял меня за руку и крепко сжал. Склонился к уху и шепотом добавил: — Ты ведь не хочешь, чтобы я прямо здесь задрал тебе подол и применил ремень не по прямому назначению?

Помотала головой и, бросив взгляд на свою одежду, украдкой улыбнулась. У меня и подола не было, только джинсы. И мокрый купальник, поверх которого была наброшена впитавшая влагу футболка. Сейчас, когда Валентин был так близко, а его тепло окутывало мягким коконом, мои соски напряглись, отчётливо проявляясь под одеждой. А я и не заметила всего этого.

Валентин — напротив.

Кажется, он не на шутку рассердился, увидев меня в таком виде. Но у меня и в мыслях не было дразнить своим видом кого-то из парней. Надо сказать учителю об этом.

Как только он слегка успокоится.

Ремень у него действительно был — широкий, кожаный, с металлической пряжкой. Я представила, как лежу у своего мужчины на коленях с обнаженными ягодицами. Но отчего-то вместо страха ощутила прилив возбуждения. Все же Валентин Петрович испортил меня окончательно.

— Идем, — улыбнулась ему и поморгала, прогоняя видение.

Мы так и вышли на улицу, держась за руки. Редкие студенты, встреченные на пути, разбегались в стороны, уступая нам дорогу. Вслед летел возбуждённый шепот. Да уж, сплетникам будет о чем почесать язык. Лишь бы мозоли не натерли, завтра все же занятия.

— Садись! — Валентин распахнул дверь авто. Дождался, пока заберусь на пассажирское сиденье и, припечатав к месту взглядом, проговорил: — Повторяю вопрос: какого хрена ты забыла в этом доме, Комарова? И не делай такое невинное лицо. Ты хоть представляешь, что могло случиться, не прибудь я вовремя?

— Ничего, — сообщила в ответ, нервно сглотнув. Уж очень вид у Залесского был грозный. — Ровным счетом ничего, Валентин Петрович. Я не пила, не курила и не флиртовала с парнями. Не позволяла себе ничего такого, за что меня стоило бы выдрать ремнем.

Валентин прорычал нечто трудно разборчивое, покраснел от ярости. Захлопнул дверь и, обойдя машину, сел за руль. Авто резво тронулось с места, вдавив меня в сиденье.

Несколько минут было тихо, слышалось лишь шумное дыхание Валентина и рев мотора.

Я решила разрядить обстановку.

— Прости, но я действительно не сделала ничего такого, из-за чего тебе стоило бы сердиться, — проговорила, положив ладонь на плечо Залесского. — Побыла на вечеринке лишь пару часов, поела мяса и выпила пару бокалов лимонада. Поплавала в бассейне, осмотрела сад. Уже собралась возвращаться, когда Катерине стало плохо. Не смогла ее бросить в беде.

Валентин вздохнул, как будто успокаиваясь. Метнул быстрый взгляд в мою сторону.

— Почему не позвонила и не предупредила? Мне пришлось весь институт на уши поднять, чтобы узнать, где ты находишься!

Ого, проблема приобрела вселенские масштабы. Теперь не только участники вечеринки знали, кто забрал меня с собой.

— Ты сам приказал не беспокоить по пустякам, — обиженно протараторила и поерзала на сиденье.

Новый укоризненный взгляд в мою сторону — на этот раз более продолжительный и пристальный.

— Ты называешь пустяком вечеринку, где распивают алкоголь и принимают наркотики?

Я охнула. Про алкоголь знала, а вот насчет остального даже не предполагала. Наверное, я настолько наивна и несведуща, что просто не заметила ничего такого. Или же сам Валентин Петрович накручивал себя и меня заодно.

— Пусть делают что хотят, я к этому не имею никакого отношения, — повторила сдавлено. В горле пересохло, как в пустыне, только от одного напряженного взгляда учителя. — Ты сам разрешил мне встречу с подругами, помнишь?

Он хлопнул по рулю раскрытой ладонью.

— Я не разрешал ехать на вечеринку! Встреча с подругами и попойка со стадом бухих и обдолбанных парней — не одно и то же, Комарова!

В его голосе появились панические нотки. Я вдруг живо представила, как он обзванивает знакомых, спрашивает обо мне, ищет. Представила и усомнилась в правильности собственного поведения. Валентин Петрович переживал, беспокоился обо мне. И, кажется, дело не только в собственнических чувствах, его действительно волновала моя судьба.

— Прости, что не предупредила, — проговорила примирительным тоном. — Но я не пила и к парням не приставала.

— А они к тебе?

Я слишком замешкалась с ответом. А все потому, что вспомнила об Олеге Бондареве.

— Больше не оставлю тебя на все выходные, — вдруг заявил Валентин. — Будешь сопровождать меня даже на деловых встречах. Даже в присутствии  Тереха.

Вот значит как…

Я сделала вывод, что именно с последним Валентин и встречался. Со своим благодетелем и боссом. А еще поняла, что невольно проучила учителя и заставила его изменить мнение. Теперь он сам уже не хотел проводить выходные отдельно друг от друга. Это была неожиданная, но очень большая победа.

Сдержала улыбку и положила голову ему на плечо, как бы показывая, что абсолютно согласна с выводами.

Дома Валентин первым делом приставил меня к стенке — в прямом смысле. Осмотрел с головы до ног и покачал головой. Провел тыльной стороной ладони от горла к пупку. Задержался там.

— Ну и что это за парадно-выходной наряд? — просил он. — Ты шастала перед бухими парнями в мокрой майке и при этом утверждаешь, что не пыталась никого соблазнить?

От его пронизывающего взгляда стало так жарко, что влага на футболке, кажется, начала испаряться.

— Я выбрала самую невзрачную одежду из всей, что имеется, — сказала в свое оправдание. — А что до майки… Ты просто не видел, что под ней.

Отстранившись, стянула верхнюю часть наряда через голову. А после расстегнула джинсы и осталась перед Валентином в одном купальнике. Клянусь, в таком безобразии даже изумительная Анжелина Джоли выглядела бы плоскогрудой и непривлекательной.

— Н-да, купальник стоит заменить, — согласился Валентин. — На тот случай, если мы поедем к морю вместе. А вот для плавания с друзьями можешь оставить этот. Хотя…

Он недобро прищурился и провел указательным пальцем по моему правому соску, от чего тот еще отчётливее стал виден даже через плотную ткань ужасного купальника.

— Твои заманчивые грудки не желают скрываться в этом саркофаге, именуемом купальником.

Сказав это, он снял с моих плеч бретельки. И с жадным стоном припал губами к груди. Лизал и покусывал соски, разминал грудь ладонями, доводя меня до безумия своими действиями.

И вдруг резко остановился. Болезненно поморщился.