— Сколько же у нее шуб?

— Ни одной. Петрович все скорнякам сдает.

Восьмиугольная беседка больше походила на домик. Внутри большой комнаты с печкой для барбекю располагалась барная стойка с зеркальной стеной, большой стол, кресла и диванчик. Стены украшали шкуры, очевидно, добытых Петровичем кабанов, и рога лосей.

— Располагайся, — сказал Виктор Иванович, указав на диванчик, — поболтаем немного.

Сам же он опустился в кресло, откинулся на спинку, но потом выпрямился, положил локти на стол, обернулся, словно хотел удостовериться, что никто не сможет услышать, о чем он будет говорить, после чего нагнулся чуть вперед и немного понизил голос:

— Я тебе уже говорил, что не спал сегодняшнюю ночь. Под утро вздремнул малость. Да и то мне казалось, что не сплю вовсе… Обычный сон, но не по себе как-то…

Он снова замолчал, а потом начал рассказывать, причем сменив не только тему и тембр голоса, но и выражение лица. А потому Ерохин понял, что босс хочет рассказать нечто важное для него.

— …Лежу, знаю, где нахожусь, потом дождик накрапывать начал. Я поднялся и к окошку подошел, а оно у меня во двор банка выходит, посмотрел вниз и увидел человека в куртке с капюшоном. Лица не видно, а мне вдруг не по себе стало — кто это там разгуливает. Вглядываюсь, а этот человек поднимает голову… Я вижу его лицо и узнаю — на меня похож, сволочь. Приглядываюсь — точно я. Прямо холод по спине побежал. Хотя что можно разглядеть с высоты? Отошел я к дверям входным. За ними тишина. Нажимаю кнопку связи с охраной, спрашиваю: кто по двору ходит. Мне отвечают: никого. Я приказал, чтобы проверили. А сам к окошку — стоит и смотрит. Мне с вахты сообщают, что все обыскали, осмотрели и никого не нашли. И тут тот человек поднял руку и вроде как махнул мне… Повернулся и стал уходить. Как-то совсем жутко стало. Махнул после этого вискарика полстакана, прилег, а сна как не было, так и нет. То ли сон, то ли бред какой-то.

— А эсэмэска не приходила? — тихо поинтересовался Сергей.

Рохель отпрянул.

— Откуда ты знаешь? — прошептал он.

Ерохин помолчал, раздумывая, стоит ли признаваться, и все-таки произнес:

— Я точно такой же сон видел. Вышел на балкон, посмотрел вниз, и там так же стоял некто с капюшоном на голове и вроде тоже похож, но не на вас, а на меня. Тоже рукой махнул и ушел. И почти сразу дождь начался.

— Точно. Только не дождь, а ливень! — неизвестно чему обрадовался Рохель.

Он посмотрел на своего телохранителя.

— И что было в твоем сообщении? То есть в том, что ты получил?

— Оскорбления… Гадости про мою бывшую жену, которую он увел от меня, а потом, насколько мне известно, бросил. Да он мне часто что-то присылает в подобном ключе, но в последнее время просто предлагает кого-нибудь убить.

— Не меня ли?

Сергей покачал головой.

— Откуда он может знать, что я на вас работаю? И потом, я всего пару дней с вами. Да и работы у вас пока, если честно, никакой.

Виктор Иванович кивнул:

— Вот и мне приходит время от времени что-то вроде того… Как ты сказал, в подобном ключе.

Рохель показал рукой на барную стойку.

— Принеси оттуда бутылочку виски. Возьми любую, какая понравится. А под стойкой в морозильной камере решеточка со льдом. И пару стаканчиком прихвати.

— Так я не буду пить, — начал отказываться Ерохин, — работа у меня.

— Отдыхай! Охранять меня здесь есть кому. А сегодня просто поговори со мной. А то мне не с кем. Никому в последнее время не доверяю.

Сергей принес бутылку «Джемесона», лед и два четырехгранных стакана.

Виктор Иванович смотрел, как он насыпает лед, как наливает виски.

— Поговорить-то не с кем, — повторил он и взял в руку стакан, — я для разговоров даже девушку себе как-то завел. Ну, как девушка — тридцать лет ей было, когда познакомились. Здесь и встречались. Я говорил, она слушала. Разговор, постель, завтрак, и мы расставались до следующего раза. Я ей машину подарил, чтобы она с такси не связывалась. Знал, что она меня не любит. Но это тогда мне было не важно. Три года встречались, а потом она попросила ее отпустить. Почему, спрашивается? Я ее заставил бросить конторку, где она трудилась мерче… Марчедрайз… Тьфу ты! Язык сломаешь. Ну, ты понял. Зачем ей работать, если я обеспечивал ее? Сыну оплачивал учебу в престижной гимназии, подарки делал… Не в этом суть. Короче, спрашиваю: «С чего вдруг? Плохо со мной?» Она плечом дергает, но молчит. Но все же призналась, что у нее другие планы на жизнь. Последней ночью все было как всегда. Утром она попрощалась, поцеловала меня, перед тем как сесть в машину, и попросила не тревожить ее больше. Уехала. Я, пока она была в пути, отправил на ее счет, кстати, в моем банке, некоторую сумму, чтобы сыну на учебу хватило и на выпускной через девять лет… С того времени пару раз собирался завязать новые отношения, но все не то. Приедет кто-то и вместо разговора — бла-бла-бла. Сюсю-мусю. И ведь не слушают, что я им говорю. Ты понял?

— Понял, одно только не ясно, почему вы мне все это рассказываете?

Рохель наконец-то сделал глоток из своего стакана и показал Ерохину, чтобы тот следовал его примеру. И дождавшись, когда и тот пригубит виски, продолжил:

— А человек так устроен, что время от времени ему надо с кем-то делиться, душу изливать. Желательно лучшему другу, но можно и случайному попутчику в поезде. Но в поездах я не езжу, а лучшего друга у меня теперь нет. Нет Борьки Тушкина больше. Сегодня как раз пять лет, как его не стало.

— Пять лет будет через четыре часа, — напомнил Сергей.

Виктор Иванович кивнул. Потом сделал еще глоток.

— Борька был преданный друг, хотя и шебутной. Бабник, каких поискать надо. К бабе в тот день и отправился. А кто-то знал тогда наверняка, где он будет! Кто-то из банка, я полагаю. Или из охраны. Всех тогда проверили, трясли так, что перья летели. Проверяли все телефоны, все звонки… И ничего. Киллера ты ведь грохнул тогда. Спасибо хоть на этом. Может, и узнали бы чего.

Ерохин покачал головой.

— Вряд ли. Тот мужик тертый был. А Следственный комитет — не гестапо. Ничего не сказал бы. Но мне он все выложил, что знал. Только меня ведь отстранили от дела. К тому расследованию я вообще никаким боком. Узнал о покушении, пошел и взял киллера.

Виктор Иванович показал на свой стакан.

— Налей! И себе тоже плесни. За Борю Тушкина выпьем, чтобы земля ему пухом.

Он выпили, причем Рохель приказал Ерохину выпить до дна.

Потом он поднялся и подошел к выходу из беседки. Высунулся и крикнул:

— Где шашлыки?

Он вернулся к столу, но остался стоять.

Сергей решил подняться тоже, но президент банка положил ему руку на плечо и удержал.