— Мысль вдруг в голову пришла, — сказал он, — смешно, да? Такая важная мысль, что я только стоя перед ней могу или на коленях. О будущем подумал.

Рохель махнул рукой, словно отгоняя пришедшую в его голову мысль.

— Ладно.

Он снова сел в кресло.

— За то, что киллера того наказал, спасибо тебе… Я пригласил тебя в банк, чтобы просто посмотреть. И как-то сразу ты вызвал у меня доверие, а это редко кому удается. Попросил Брускова, чтобы он показал характеристику на тебя от ментов… Мне она понравилась. А потом понял, что и собеседником можешь быть, хотя для телохранителя это самая лишняя деталь. Не так ли?

Ерохин пожал плечами.

В этот момент в беседку зашел Петрович, а следом женщина лет пятидесяти. Они несли блюдо с шашлыками и тарелки с другими закусками.

Женщина поздоровалась с гостем. Поправила тарелки, поставленные на стол Петровичем. Проверила их содержимое, произнося негромко:

— Огурчики здесь, помидорчики маринованные, яблочки моченые, колбаска, шашлыки, соус, зелень…

А потом посмотрела на мужа и повысила голос:

— Ты чего это, дурак старый, салфетки не прихватил? Я же приготовила.

— Почему это старый? — возмутился Петрович.

— Не надо никаких салфеток, — махнул рукой Рохель и посмотрел на Сергея. — Не в службу, а в дружбу: под барной стойкой и салфетки, и полотенце… Посмотри там.

Сергей принес и то и другое.

Виктор Иванович успел за это время наполнить оба стакана.

— Давай еще раз за Тушкина, а потом закусим.

Они ели шашлыки, и Рохель продолжал рассказывать о своем друге:

— Борька и школе был шебутной. Учился он так себе. А наша классная Лора Исааковна его гнобила, как могла. Называла Тритатушкиным, Петрушкиным, Ватрушкиным, Пампушкиным, Татушкиным… Ко мне относилась она очень доверительно, считая, что я — еврей. Однажды она подошла и попросила помочь ее сыну, который учился двумя годами младше нас. Хороший мальчик, на школьных концертах всегда со скрипочкой выступал. И вот какие-то гопники стали его поколачивать во дворе или еще где-то. Дома он говорил, что споткнулся или поскользнулся… А я тогда боксом уже занимался. Короче, битва состоялась. Даже Борька Тушкин в ней поучаствовал, но ему-то хорошо досталось. Но та шпана больше к нашему скрипачу не подкатывала. Лора Исааковна после этого от всей души зауважала меня. С математикой мне помогла, занималась со мной дополнительно. Благодаря ей и поступил в институт. А Борька на удивление легко сам сдал экзамены и по-прежнему был рядом. Потом уж мы по разным городам. Но Череповец и Ярославль совсем неподалеку друг от друга, и мы встречались часто. Тушкин одно время в техникуме преподавал. И, несмотря на советскую мораль, завел себе роман с ученицей. Ей шестнадцать лет всего было. И ведь у него все серьезно так складывалось. Как-то я приехал к нему на выходные. Пришла его Тамарочка и подружку привела, как водится. Очень симпатичную. Беленькая, скромненькая. Галей звали. Поначалу-то я как-то не разглядывал даже. А потом пригляделся — мать моя женщина — девчонка-то красавица. Разошлись мы по комнатам. Галя не сопротивлялась, но и не предупредила, что я у нее первый. Но я от ее красоты совсем голову потерял. Провели вместе выходные, а потом я опять к себе в Ярославль в управление железной дороги, где трудился тогда. Борьку потом из техникума выперли за связь с учащейся — хорошо хоть, что статью не повесили. Тамару его отчислили по причине беременности, а потом и Галочку. Тогда с этим строго было. Обеих девочек даже из комсомола исключили.

Рохель посмотрел на Сергея и поинтересовался:

— Не утомил?

— Нет. Очень интересно. Но не боитесь, что поделюсь с кем-нибудь?

— Не боюсь. Уверен, что ты не трепло, а потом, сам понимаешь, болтнешь где-то — раздавлю без выходного пособия. То, что тебе рассказываю, знало лишь несколько человек. И никого из них уже нет на свете. Так я продолжаю?

— С одним условием. Если вы делитесь со мной сокровенным, то и я тоже вам расскажу кое-что, о чем, кстати, никто не знает и знать не должен.

— Все правильно, — согласился Виктор Иванович, — еще немного, и мы станем друзьями. Или что-то вроде того.

Он снова показал на стаканы.

— Мне за руль сегодня или завтра с утра, — напомнил Ерохин.

— Будешь как огурчик. Даже если ты выпьешь пол-литра виски, то все равно с твоей массой через двенадцать часов никакой прибор не зафиксирует наличие в крови алкоголя. Да и потом, нас или тебя одного есть кому в город отвезти.

Они выпили, закусили, и Виктор Иванович продолжил:

— Узнав, что Галочка беременна, я рванул в Череповец. Ввалился к ней домой. Сначала мама ее пыталась на меня наехать, потом пьяненький папашка. Но я его за шкирку схватил, вытащил на площадку, предупредил, что не люблю, когда при мне матом выражаются. Он не поверил, и я ему пару раз по печени все-таки сунул. Оставил лежать. А в квартире уже Галя плачет, и мамашка ее в испуге, считая, что я ее мужа убил. Короче, пообещал я жениться. Пару дней мы провели вместе на квартире у Тушкина. Борька, в свою очередь, жениться на Тамарке не планировал вовсе, а его девушка и не претендовала. Чтобы не утомлять тебя, скажу, что родила Галочка и осталась с родителями. То есть с мамой, потому что папахена ее к тому времени посадили за хищения с родного предприятия. Ты-то по молодости не знаешь, а тогда, в советские времена, говорили: «Тащи с работы каждый гвоздь, ты здесь хозяин, а не гость». Но это все лирика. Но когда я приезжал к ним, тяготился бытом. Душная хрущевка с двумя смежными комнатами, будущая теща, которая меня уже не стеснялась и фланировала в неглиже, орущий по ночам ребенок, Галочка, которая после родов расползлась… Потом я стал приезжать все реже и реже, потому что открыл в Ярославле свой первый кооператив, и началась настоящая пахота без отдыха и сна… Галя звонила, обижалась, что я ее и ребенка забыл… Но я присылал деньги, подарки всякие. Не скажу, что начал тяготиться, но уставал страшно. И вот ко мне как-то примчался Тушкин с предложением. Обсудили, порешали. А потом сели выпивать, как мы с тобой сейчас. И Борька вдруг спросил, уверен ли я, что у Гали ребенок от меня? А у меня до того момента и вопроса такого не возникало. Борька посоветовал на всякий случай проверить.

Естественно, в ближайшее время я помчался в Череповец. Залетел на их пятый этаж, поцеловал Галю, послал подальше ее маму, которая, судя по всему, уже к бутылочке приложилась. Подошел к кроватке и разглядываю малыша. И мне вдруг показалось, что он вовсе не похож на меня. И даже на маму свою не похож. И так во мне заныло все внутри. Три дня я провел там. За это время узнал, что у сыночка четвертая группа крови, а у Гали вторая, как и у меня. Сходил к врачам и те обрадовали: мое отцовство полностью исключено. Взял бутылку, и не в себе отправился к лучшему другу Боре Тушкину. Сказал, что у ребенка четвертая группа, он удивился. «Как и у меня», — говорит. И смеется. И вдруг меня осенило. «А ты часом не спал с моей Галей?» Борька покраснел, испугался, стал уверять меня в своей вечной дружбе. А потом все рассказал. Когда меня не было, его Тамара приходила к нему вместе с Галей, и они втроем…