приобретателей составила 98 за 100. Таким образом, первоначальная доходность облигаций достигала 5 1/4 %, что обеспечило хороший прием бумаг со стороны публики[437].

Примечательно, что Банк Англии тут же по подписании соглашения в Булони обязал коммерческие банки предоставить половину из указанного объема, что те исполнили — в итоге получено 20,823 млн ф. ст. Как отмечают британские историки, эта договоренность «никогда не была выполнена со стороны Банка Франции, что привело к появлению трудностей, когда российскому правительству было предъявлено требование отгрузить свою часть золота». Именно так сформулировал последствия уклонения Банка Франции от выполнения взятых на себя обязательств управляющий Банком Англии в письме на имя министра финансов от 15 августа 1916 г.[438]

Следует признать, что противоречия в финансовой сфере между Парижем и Лондоном возникли не в один день. Еще до встречи в Булони эта проблема сильно волновала руководство Франции. «У Рибо затруднения с Английским банком и другими английскими банками, которые неохотно открывают нашим банкирам торговые кредиты и, таким образом, не облегчают наших закупок сырья и фабрикатов в Великобритании. Рибо вынужден требовать вмешательства английского министра финансов»[439], — отмечал еще в июне 1915 г. президент Пуанкаре.

Но вернемся к тому памятном заседанию Совета министров 1 сентября 1915 г. Поскольку точных данных о ходе словесной битвы в доступных источниках мне обнаружить не удалось, то я в некоторой степени смоделировал обсуждение в кабинете вопроса о золоте, не привязываясь точно к определенной дате. Судя по всему, события, вполне достоверно, могли развиваться так.

Главноуправляющий землеустройством и земледелием Александр Васильевич Кривошеин на предложение Барка согласиться с вымогательством союзников заявил: «Надо откровенно сознаться, что в отношении финансов союзники к нам некорректны. Это мнение становится все более распространенным… Они восхищаются нашими подвигами для спасения союзных фронтов ценою наших собственных поражений, а в деньгах прижимают не хуже любого ростовщика. Миллионы жертв, которые несет Россия, отвлекая на себя немецкие удары, которые могли бы оказаться фатальными для союзников, заслуживают с их стороны более благожелательного отношения в смысле облегчения финансовых тягот»[440].

А как же на это реагировал Барк, кроме того, что «валюта… в долларах может быть получена исключительно через посредничество Англии»?[441] «Трудно добиться от них реальных результатов тем более, что сейчас вопрос идет о платежах в Америке, — только и смог возразить он, — а не у союзников, которые сами вывозят для этого золото».

Но А. В. Кривошеин не унимался. И здесь вмешался министр иностранных дел Сергей Дмитриевич Сазонов: «Ну и мы тоже благоразумно отступаем, когда наши неисчерпаемые резервы допускают риск сражения, даже не одного, а нескольких. У французов же все в окопах, резервов у них нет, и риск для них равносилен гибели»[442].

Подобные заявления министра иностранных дел России лично у меня, кроме оторопи, никаких иных чувств не вызывают. Словно бы мы с вами присутствуем в кабинете Пуанкаре, где идет обсуждение того, как найти способ загнать как можно больше русских мужиков во французские окопы под немецкие пулеметы. А мобилизационные ресурсы самих благородных французов настолько истощены, что и в строй-то больше некого поставить, хотя воспоминания современников постоянно рисуют картины наличия огромного количества молодых мужчин призывного возраста, беззаботно проводящих досуг в кафе и ресторанах тыловых городов и курортов Франции.

Чтобы точнее представить ситуацию, отметим, что к концу 1915 г. в Европе были мобилизованы 18 млн чел. На Западном фронте со стороны союзников были сосредоточены 3 млн солдат, со стороны немцев — 2,5 млн. И это на фронт в 800 километров. Учитывая, что со стороны союзников воевало много иностранных частей из колоний и доминионов, говорить об истощении людских ресурсов Франции и Великобритании будет явным преувеличением. Другое дело финансовые показатели: затраты 5 крупнейших держав на войну доходили до 50 % их ВВП или 3 млрд долл. в месяц.

Но, согласитесь, вышеприведенное высказывание Сазонова совершенно недостойно главы внешнеполитического ведомства. В подобной ситуации министр торговли и промышленности князь В. Н. Шаховский не удержался и прямо заявил на том же заседании правительства: «Насколько могу судить, мы, говоря просто, находимся под ультиматумом наших союзников».

Теперь уже пришлось выкручиваться Барку, но только с целью добиться одного: согласия правительства на отправку золота. «Если хотите применить это слово, то я отвечу — да, — заявил он. — Если мы откажемся вывезти золото, то мы ни гроша не получим в Америке и с нас за каждое ружье американцы будут требовать платы золотом»[443].

При этом Барк уже «заготовил и прочитал проект своего ответа с принципиальным согласием, спрашивая только разъяснения некоторых деталей». И, не снижая напора, попросил Совет министров одобрить его ответ[444].

«Значит, с ножом к горлу прижимают нас добрые союзники — или золото давай, или ни гроша не получишь. Дай Бог им здоровья, но так приличные люди не поступают»[445], — только и смог пробурчать государственный контролер Петр Алексеевич Харитонов[446].

Знал бы уважаемый государственный муж, что к тому времени в Лондоне уже все решили: Россия должна платить, и только золотом. Вскоре эта политика получила одобрение британского руководства. Точнее, соответствующий документ был уже готов. Назывался он более чем откровенно: «Кредиты для союзников» («Creation of Credits for the Allies»). А уж автор меморандума, известный нам заместитель главы Казначейства Брэдбери, который и подготовил его для правительства, не стал ходить вокруг да около. В частности, он отметил, что в будущем союзники все больше будут зависеть от поставок из США. В связи с этим Брэдбери пришел к заключению: «…военная ситуация наглядно демонстрирует, что победа в войне потребует „щедрых“ увеличений расходов на оборону, что вполне себе может позволить Британия с ее финансовыми ресурсами, однако они будут истощены этими усилиями». В такой ситуации Великобритания «не может более либерально подходить к кредитованию своих союзников, в особенности России, что означает необходимость наличия более жестких мер контроля»[447].

Да и если бы знал, то что? Взять хотя бы позицию того же председателя Совета министров И. Л. Горемыкина, который лишь вяло одернул увлекшихся дискуссией министров: «Лучше не затрагивать щекотливый вопрос об отношениях с союзниками. Практически это нас ни к чему не приведет. Надо окончательно выяснить, насколько вывоз золота неизбежен и насколько этот вывоз отразится на нашем рубле». Мол, не в меру расшалились.

Министр торговли и промышленности князь Шаховский: «Я считаю вывоз золота недопустимым, ибо это должно самым тяжелым образом отразиться на нашем денежном обращении»[448].

Как вспоминал впоследствии сам Всеволод Николаевич, к его удивлению, «члены Совета [министров. — С. Т.] отнеслись к этому делу крайне