себе в третьем лице и, словно выпячивая свои мнимые заслуги перед престолом, неоднократно повторяет: «русскому министру финансов удалось…» и даже «благодаря…» «состоялось соглашение между Английским банком и мною…», «я заручился согласием…» Он также подчеркивает, что Комитет финансов предоставил министру финансов, т. е. ему, право «в зависимости от обстоятельств пойти на уступки», причем границы этих самых «уступок» никак не определялись. Он неоднократно подменяет понятия, заменяя слово «уступки» словом «изменения»[466]. И для лениво-поверхностного чтения императора вполне прокатывало: царь был доволен. «Нахожу, что переговорами Вашими Вы достигли весьма крупного результата для русского кредита», — начертал резолюцию Николай.

А дальше все пошло как по писаному: согласно всеподданнейшему докладу министра финансов от 8 октября 1915 г. российское правительство поддержало решение Комитета финансов о целесообразности участия России в этой схеме и «примкнуло» к соглашению между Англией и Францией в Булони от 22 августа 1915 г.

Следует отметить, что, будучи верен себе, Барк и через много лет при написании мемуаров не забывал лизать кормящую его британскую руку. Вот как он излагает размышления министра иностранных дел Сазонова в самый канун войны, точнее 11 июля 1914 г.: «Либеральное правительство Англии стоит, безусловно, за мирное улаживание международных конфликтов, балканские вопросы, конечно, всегда интересовали Англию, которая старалась поддержать политическое равновесие на Балканах, и ныне предъявленный Сербии ультиматум побудит, вероятно, английских государственных деятелей приложить усилия для разрешения вопроса путем дипломатическим». А как же нападение на Сербию? Даже этого недостаточно, чтобы Лондон очнулся от спячки: «Нужны другие причины, чтобы побудить великобританское правительство вмешаться в европейскую войну».

Конечно, Барк не так прост, чтобы прямо приписать этот панегирик британской внешней политике самому себе. Якобы это мысли вслух Сазонова. Но кто его знает, что в действительности тогда говорил министр иностранных дел России? Только… Барк. И мы должны ему верить?

Барк везде подчеркивает, что в США «золото высылается в виде временной ссуды». Несколько иначе смотрят на это в Лондоне. Соглашение от 30 сентября 1915 г. предусматривает, что любые приобретения долларов США возможны исключительно при «посредничестве английского правительства». Как отмечается в письме Банка Англии в Казначейство, «золото, отгруженное таким образом правительством России, будет использовано им для приобретения Казначейских облигаций Британского Правительства», «беспроцентных, оплачиваемых золотом», срок погашения облигаций от 3 до 5 лет[467]. Однако в этом обширном документе не говорится ни слова о том, на какой основе будет рассчитываться цена золота, полученного в оплату этих облигаций, а также — что будет, если обязательства не будут погашены в указанные сроки. Ловушка расставлена, осталось подождать, когда она захлопнется.

Но все это совершенно не смущает Барка. Дальше больше. Соглашение прямо предусматривает запрет на продажу за счет кредита иностранной валюты на внутреннем рынке, что могло бы поддержать курс рубля. А Барк на голубом глазу утверждает: «Высылка золота на приведенных условиях не может почитаться сколько-нибудь угрожающей прочности нашего денежного обращения. При прекращении размена тот или другой размер золотых запасов в натуре в кладовых Государственного банка не имеет ныне существенного значения». Таким образом, выходит, что золотовалютные резервы, их размер утратили свою роль для поддержания стабильности денежного обращения в стране. Дурит царя!

Итак, здесь я должен обратить внимание читателей на одно важное обстоятельство: по мере роста находящейся в обороте денежной массы, увеличения вывоза золота за границу и сокращения при этом реальных запасов в резервных кладовых в официальных документах Министерства финансов упорно подчеркивается, что золотой запас России уверенно растет. Только за 1915 г. он увеличился на 527,6 млн руб. и достиг на 1 января 1916 г. 2,26 млрд руб. При этом золотой фонд внутри страны вырос всего на 54 млн руб., тогда как за границей на 437,6 млн руб., составив в целом 646 млн руб. И хотя определенные меры для накопления физического золота принимались, например, путем приобретения у населения золотых слитков за иностранную валюту по паритету с удержанием 8 % комиссионных, все же не вызывает сомнения, что, как указывалось в документах Наркомфина СССР за 1943 г., «цифра — 437,6 млн руб. — увеличение золотого запаса за границей — является совершенно дутой»[468]. Вполне очевидно, что подобная «статистика» не могла появиться без одобрения самого Барка. Это становится явным из отчета Государственного банка за 1915 г., где поясняется, что «главным источником этого увеличения явилось предоставление Гос. Банку в Английском банке сумм, полученных русским правительством по великобританским кредитам». Безусловно, Петр Львович не мог не знать, что этих средств попросту не существует, ибо полученные под вывезенное через Архангельск в 1914 г. золото на 8 млн ф. ст. кредиты уже к тому времени были полностью исчерпаны.

А у себя дома британское правительство тем временем закручивало гайки, да так, что фактически ставило под вопрос возможность развития любого бизнеса с Россией, помимо своего контроля. В ноябре 1915 г. в Англии был создан Комитет по иностранной валюте, который обязал банкиров «свернуть операции в золоте в интересах своих клиентов»[469].

Но население, пусть и пассивно, сопротивлялось настойчивым усилиям правительства опустошить его карманы — золотая монета массово утаивалась. И если отобрать силой приказа не получилось, то власти решили выманить эти заначки. И, как ни странно, им это удалось. Помогли новинки военной техники — танки, которые впервые вступили в действие на фронте во Франции. Прижимистым, но сердобольным британским обывателям внушалось, что этот вид оружия спасет жизни сотен тысяч «томми» и приведет к стремительному завершению войны. Уставшие от бесконечных тягот и нехватки всего, подданные короля повелись на обещания и дружно полезли в свои потайные чулки, извлекая вожделенные соверены. Они стройными рядами понесли их в банки, чтобы приобрести облигации военного займа. Особенно успешным в этом плане стал военный заем с доходностью 4 % и 5 % годовых, размещенный в январе 1917 г. Он принес неожиданно много золотой монеты[470].

Сам же Барк считал результаты своих переговоров в Лондоне чрезвычайно успешными, отметив, что критика прозвучала только со стороны члена финансовой комиссии Государственного совета Коковцова, «что было вполне понятным». Барк определенно намекает на историю их личных с Владимиром Николаевичем отношений[471]. (Последний о своей отставке узнал только через три дня после приема Барка Николаем II, когда Барк и дал согласие на назначение на пост министра финансов.) При этом Петр Львович особо подчеркнул, что на состоявшемся 19 октября 1915 г. заседании «члены комитета [финансов] остались очень довольны достигнутым мною результатом и поздравили меня с большим успехом»[472]. Вполне очевидно, что Коковцов, вероятно, единственный из заседавших в совете чиновников, многие из которых были из разряда отставных, профессионально понимал, о чем идет