в плечо, и я почувствовал на коже горячую влагу. Остановился, потрясённый.

— Так больно?

Мне будто самому больно стало. В голове, как в компьютере, зашуршали папки с тем, что я знал о первой помощи. Жгут? Шина? Инсульт... Чёрт, как-то мало и всё не о том.

— Больно, но не потому... — шмыгнула носом Эля и подняла на меня заплаканные глаза. — Я... я тебя не ненавижу.

Прозвучало, как признание. Надо было что-то сказать, только слова завязли в горле. "Не ненавидит" — не значит "любит" или даже "симпатизирует". И потому я только ответил:

— Это радует.

— И ещё, Артём, я ничего не делала плохого. Ни тебе, ни другим. Я просто оказалась не в том месте, не в то время. Снова...

— Снова?

— Угу, как в тот раз, когда меня сбила машина на тротуаре. Я просто могла в ту секунду отойти попить кофе, могла забыть выключить свет и вернуться, могла вообще не пойти на встречу с подругой, но пошла. Потому что пообещала. А я не люблю опаздывать.

— Я тоже не люблю опаздывать.

Её заплаканные глаза стали ясными, блестящими, а губы приоткрылись... Так близко! Она вся была в моих руках, уязвимая и вдруг не колючая. "Ёжик раскрылся розовым пузиком" — подумал я и улыбнулся.

— Держись крепче, — сказал ей, медленно спускаясь по своеобразной "лестнице" из толстых корней деревьев и прижимая к себе "ценный груз".

— Может, всё же палку найдёшь? Я ведь тяжёлая... — с детским доверием глядя в глаза, проговорила она.

— Ты? — усмехнулся я. — Наоборот. Похоже, придётся заняться вопросами твоего питания.

— С чего бы это?

— С того, что я как владелец гостиницы, в которой ты проживаешь, несу за тебя ответственность.

— Но я же "заяц", — произнесла она чуть шутливо, — безбилетник из каморки.

— Откармливать зайцев, спасённых из капкана, — моя прямая обязанность.

Она помолчала немного, словно прислушиваясь к чему-то. И я молчал, сосредоточенный на тропе. Перекувыркнуться с ней на руках было бы полным фиаско. Издалека послышался шум дороги.

— Погоди-ка, мне надо позвонить, — сказал я и аккуратно усадил Гаечку на ствол поваленного возле тропы дерева.

Вызвал ребят с машиной, отправил им координаты GPS. Велел Никитосу прошерстить инфу по больницам. Потом посмотрел на Гаечку и уточнил:

— Твои документы в сумочке или в чемодане?

— В сумочке. Ой, ты заходил в мою комнату?

— Надо же было тебя где-то искать, — пожал я плечом.

— В сумочке.

— И сумку прихвати женскую, что на стуле висит в служебной комнате между этажами, — распорядился я в телефон.

Присел рядом с Гаечкой, осторожно коснулся пальцами вспухшего голеностопа. Она вздрогнула.

— Так больно? — уточнил я.

— Нет... немножко. Больше страшно, что там перелом.

— Не должно быть. Пошевели пальцами.

Она послушалась.

— Видишь, получается, — сказал я. — Значит, не перелом. Посидим немного.

— Ты устал?

— Нет, просто нет смысла торчать на обочине трассы, на солнцепёке. Тут тень. Мои парни сейчас приедут и позвонят, нам останется пару десятков метров пройти.

— Твои парни? Как они оказались тут так быстро?

— Они тут и были, просто не отсвечивали...

Гаечка закусила губу. Укоризной её взгляде царапнуло неприятно.

— Прости, — сказал я. — Я действительно должен был тебе сказать про гостиницу. Купил её между делом. Думал, если Мастеру понравится, может, ретритный центр сделать потом. Как подарок. В общем, глупо вышло...

Эля кивнула и принялась рассматривать мои тапочки. Но мне хотелось, чтобы она что-нибудь сказала, тем более, что больше не про ненависть, и я продолжил:

— Понимаешь, деньги — это просто средство. Для удобства и решения задач. Но Мастер, как и ты, всё толкует о непривязанности. Я абсолютно к деньгам не привязан. Не зациклен на них. Они приходят легко, уходят легко, как поток. И вовсе не обязательно для духовных практик быть нищим...

— "Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное..." — проговорила Эдя задумчиво. — У меня папа регулярно повторяет это, он набожный.

— Угу, — кивнул я. — А мой отец — очень богатый человек. На церковь жертвует, но сам особо не верит. Так, откупается на всякий случай, вдруг там кто-то есть и, если что, зачтётся.

— А ты как считаешь? — спросила Эля и указала глазами на небо. — Есть там кто-то?

— Есть. Конечно, есть. Только не дедушка на облаке. Мне ближе буддистское — Абсолют, Пустота, Вселенная, Высшее Сознание. Бог везде и во всём. Одного монаха, Бодхидхарму, кажется, царь попросил: "Покажи мне Бога, и тогда я поверю в него". А Бодхидхарма ответил: "А ты мне покажи, где его нет".Я с Бодхидхармой солидарен.

— В такого Бога я тоже верю. Хотя вообще я очень на Бога злилась. Когда лежала в гипсе, злилась. Что это за мир такой, в котором нет справедливости? — вот что мне хотелось прокричать Богу, если бы была открыта прямая линия.

— Наверное, поэтому, у Него нет приёмных дней, — усмехнулся я. — Всем есть на что пожаловаться.

— Даже тебе? — искоса глянула Гаечка.

— Даже мне.

— И у тебя есть проблемы?

— Валом.

— Хм, — хмыкнула Гаечка, продолжая рассматривать меня и держать ногу на весу. — Богатые тоже плачут?

— Белугой, — весело ответил я, а потом осторожно погладил её пальцы. — Мне жаль, что тебе было трудно. Сам однажды попал в аварию, но это было другое...

Она тяжело вздохнула, но руку не отодвинула, я накрыл её своей ладонью. От одного касания к ней было хорошо. Вокруг шумели кронами сосны, перекликались птицы. Она была рядом. Какая-то особенная. Пожалуй, мне ни от чьего присутствия не было так хорошо!

Гаечка вдруг спросила:

— А ты был в Магадане?

— Хм, — удивился я. — Как далеко запрыгнула твоя мысль. Был.

В её глазах мелькнуло беспокойство и интерес, и я продолжил: надо же мосты прокладывать.

— Про Магадан вообще забавно вышло. Я к восемнадцати пошёл вразнос: весь Питер на уши ставил, учителей заставлял краснеть, вечеринки в мыльной пене, лазил на спор без страховки на девятый этаж новостройки, один пацан из нашей компании чуть не разбился тогда... И вот меня отец перед фактом поставил: или служить в армии в Магадане, или в Высшую Школу