А может, она просто льстит себе, и он давно позабыл о еесуществовании. И все, что было, она просто придумала, как придумала его всего –вместе с его сложностями, тайнами и неожиданной страстностью натуры…

Она похудела и перестала острить на совещаниях.

Она раздражалась и кричала на родителей и подчиненных, апотом неловко извинялась.

Она больше не дерзила Абдрашидзе и не объяснялась в любвиПриходченко.

Она работала как сумасшедшая, таща кампанию на хребте, какэскимосская собака – нарты с поклажей.

И во всем был виноват Тимофей Кольцов, промышленный магнат,олигарх и будущий губернатор Калининградской области…

– Кать, так невозможно дальше работать, – сказал Олегоднажды вечером. Только что закончилась программа “Время” с репортажем окольцовском заводе.

Они пили кофе, собираясь разъезжаться по домам. Но очень нехотелось подниматься, идти к лифту, садиться в машину и еще некоторое времярулить в пробках. Поэтому они пили кофе и вяло переговаривались, как оченьусталые и хорошо знающие друг друга люди. В офисе было тихо и пустынно –секретарши давно разошлись, сотрудники разъехались по домам и в “поле”, то естьв командировки.

– Ты предлагаешь мне в отпуск уйти? – спросила онаязвительно.

– Я чувствую себя виноватым, – признался Олег. – Я втянул вэто дело тебя и Сашку. Я знал, что нужно Абдрашидзе, а вы нет. Теперь он своедело сделал, а ты загибаешься.

– Ну, сделай так, чтобы я не загибалась, – грубо предложилаКатерина, – или не лезь ко мне с сочувствием, я тебя умоляю…

– Что-то стряслось в ту ночь, когда вас обстреляли, – необращая внимания на ее тон, сказал Приходченко. – Ты стала невыносимой. И ябоюсь, что если ты и дальше будешь так работать, то вообще свихнешься.

Катерина молчала. Приходченко прикурил и сунул ей сигарету.Она машинально взяла. У нее было усталое злое лицо.

– Ну? – спросил Приходченко.

– Что – ну?

– Что произошло?

– Олег, если тебе станет от этого легче, я тебе скажу – я сним переспала, – отчеканила Катерина и отвернулась, чтобы не видеть изумленияна лице Приходченко. Он даже ноги со стола снял.

– Ты что, Катька?! Обалдела?!

– Не приставай ко мне, Олег! – заорала она. – Что тебе отменя нужно? Я что, плохо работаю? Утаиваю информацию? Отправляю сотрудников назадание без твоей санкции? Продаю идеи Грине Островому?

– Кать, замолчи, – пробормотал потрясенный Приходченко. –Замолчи сейчас же.

Она замолчала и скомкала в пепельнице сигарету.

– Ты что, совсем ничего не соображаешь? – начал Приходченко.– Да это катастрофа просто, ты хоть понимаешь?! Ты что, не могла до ноябряпотерпеть?! Да что тебе вздумалось, в конце концов?! А Чубайса ты еще несоблазнила, или премьера?!

– Да за кого ты меня принимаешь? – задохнувшись, Катеринавскочила с кресла. Она так ненавидела в этот момент Приходченко, что готовабыла его убить и даже поискала глазами, чем бы в него бросить. – Что ты себепозволяешь?!

Как ты смеешь?!

– Я смею потому, что я отвечаю за свою работу и за своихлюдей! – Олег тоже поднялся. От злости у него побелели губы. – Ты же ничего незнаешь… совсем ничего! Да он не простит нас… – Олег выругался и чуть ли незастонал. – Ты хоть понимаешь, что это гораздо хуже стукачества, в котором тытут всех обвиняла?! А я-то еще тебе сочувствовал, думал, у тебя нервный срыв отработы, да еще из-за этого инцидента…

– Инцидент был действительно неприятный, – ровный низкийголос рассек накаленную атмосферу маленькой комнаты. Катерина и Приходченко,стоявшие друг против друга, как две готовые к нападению ощетинившиеся собаки,отшатнулись, словно от удара хлыстом, разом оглянулись, и Катерина дажепопятилась.

Тимофей Кольцов шагнул в кабинет и сказал:

– Добрый вечер.

– Добрый… вечер, – пробормотал Приходченко и потряс головой,как будто желая отогнать видение. – Вы… к нам, Тимофей Ильич?

Тимофей посмотрел на него и коротко усмехнулся.

– Я хотел бы переговорить с Катериной Дмитриевной.

Катерина, отступая, уронила стул. Он загрохотал по батарее,как артиллерийский снаряд. Приходченко ошалело взглянул на нее, потом наупавший стул, а потом снова на Тимофея.

– А мы вот… поссорились, – зачем-то сообщил он.

– Я слышал, – вежливо ответил Тимофей Ильич. – КатеринаДмитриевна, я вас жду.

Но Катерину было уже не остановить.

– Я никуда не могу ехать, Тимофей Ильич, – заявила она сяростной любезностью. – У меня очень много работы. Кроме того, начальствоустраивает мне разгон, я не могу отлучаться.

– Я подожду, – сказал Тимофей и сел на стул, который жалобноскрипнул под его весом. Он очень устал за последние две недели, и неожиданноепредставление очень его развлекало.

Приходченко за его спиной делал Катерине знаки, но тщетно.Она не собиралась его щадить. Он оскорбил ее ужасно. Он, ее лучший друг!

– Вы хотите мне что-то сказать, Олег Николаевич?

Приходченко едва успел отнять от виска палец, которым оченьвыразительно крутил:

– Я хотел сказать, что вы вполне можете ехать, КатеринаДмитриевна, – заявил несчастный начальник дрожащим от ярости голосом.Непристойная сцена в присутствии Кольцова! Господи, спаси и помилуй!..

– Не ждите меня, – обратилась Катерина к Тимофею Ильичу, – яосвобожусь не скоро.

– Я тиран и привык, чтобы мои прихоти выполнялись, – пояснилТимофей Ильич после паузы. – Я жду еще пять минут, и мы уезжаем.

Катерина с размаху швырнула в портфель телефон и вышла, неговоря ни слова. Кольцов поднялся со стула и вежливо попрощался:

– До свидания, Олег Николаевич.

Когда за ним закрылась дверь, Приходченко пробормоталневнятно:

– До свидания, Тимофей Ильич…

– Я хочу, чтобы ты позвонила в свою Немчиновку и осталась.Слышишь, Кать?

– Для этого совсем необязательно звонить в Немчиновку Ячасто ночую в Москве, когда у меня много работы. Я только боюсь, что ты сбежишькуда-нибудь, а я буду чувствовать себя идиоткой.

Она поставила перед Тимофеем тарелку с омлетом и большущуючашку кофе. Тимофей даже не знал, что в его хозяйстве есть такие чашки. Вообщеговоря, он многого не знал…

– Я же извинился! – заявил он с набитым ртом. Онаусмехнулась и села напротив.