А с учетом того, что мне вполне неплохо удалось держаться против него, можно с высокой степенью вероятности предполагать, что все так и будет. Грачев почувствовал мой взгляд и поднял на меня взор. Ух ты, какой он был злой.

Я и не знал, что за победу в шахматах один человек готов убить другого. Интересно, были ли в шахматах убийства, связанные с выигрышем?

Скорее всего, вряд ли. Шахматисты люди слишком предусмотрительные и понимают, что преступление будет рано или поздно раскрыто и тогда им не избежать ответственности. Я улыбнулся Грачеву. Если он уже выбит из колеи, то победить его гораздо легче.

Грачев пробормотал что-то злобное в мой адрес и двинул ладью. Он все еще надеялся поймать меня.

Между прочим, насколько я сам мог судить, у него еще была возможность выиграть партию. Это в том случае, если я совершу какую-нибудь грубую фатальную ошибку. Но я не собирался ошибаться.

Дальше все случилось, как я думал. Черная ладья устроила охоту за моими пешками, а я — за его оставшейся. Его пешка стремилась к моей линии обороны, пытаясь прорваться в ферзя. Как только ей удалось сделать это, я взял ее на следующем ходу.

В ответ Грачев взял мою вторую пешку. Оставшуюся мою пешку надежно прикрывал мой король. Проанализировав положение, Грачев протянул руку и пробурчал:

— Сдаюсь.

Я пожал ему руку. Ну да, я не оставил ему шансов. Драка была ожесточенной, но я всегда был на один шаг впереди. Хотя уже сейчас видел, сколько понаделал ошибок.

Зрители сдержанно похлопали, когда арбитр коротко объявил о моей победе. Я поднялся с жесткого стула, чувствуя, что моя задница сейчас отвалится от тела. Неужели нельзя поставить кресло?

Шаров и другие члены жюри тоже вынуждены были аплодировать. Я вышел к зрителям и пожал руку Муромцеву.

— Куда ты пропал сначала? — сердито спросил тренер. — Я думал, ты вообще не придешь.

Я пожал плечами, придумывая, чтобы такое сказать.

— Милый, поздравляю, — из рядов зрителей вышла Даша.

Теперь она не бросилась мне на шею сразу, ожидая, что я скажу. А то, в последний раз, в таком случае мы поссорились. Но сейчас я сам раскрыл объятия.

Девушка подошла ко мне и спрятала лицо на груди. От нее все также вкусно пахло клубникой. Я сразу вспомнил только что проведенную с ней ночь, прижал Дашу к себе и вспыхнул от желания.

— Ну что же, поздравляю, мой юный друг, — сзади раздался снисходительный голос Шарова. — Может, уделите нам минутку внимания?

Я оторвался от девушки и обернулся. Шаров стоял передо мной, по-хозяйски уперев руки в бока. Рядом помощник и Муромцев. Сегодня председатель судейской комиссии казался толще, чем обычно.

— Спасибо, Иван Петрович, — ответил я и не удержался от насмешки: — Я видел, что вы очень переживали за меня. Надеюсь, я оправдал ваши надежды на мою победу.

Шаров улыбнулся в ответ, еще шире и лучезарнее. Он наверняка когда-то был отличным шахматистом. Впоследствии стал умелым записным интриганом. Наверняка ему помогает привычка просчитывать ходы наперед.

Но вот сейчас он явно был недоволен. И тихо сказал мне, наклонившись вперед:

— Я с тобой еще не закончил, Архаров. Я буду за тобой наблюдать. Запомни это. Если ты сделаешь хоть один неверный шаг, я буду рядом и тут же отрублю тебе голову. И твои высокие тайные покровители тебе не помогут. Я даже и пальца тебе не подам, если ты упадешь в реку.

Я тоже продолжал улыбаться.

— Если я упаду в реку, то обязательно постараюсь искупаться, Иван Петрович, — ответил я, пристально глядя ему в глаза. — Смотрите, лето же на дворе. И постараюсь утопить там всякого, кто полезет ко мне. Уж вы не сомневайтесь.

Шаров деланно расхохотался и снова пожал мне руку. Для посторонних лиц мы расстались, как будто стали друзьями. Но теперь понятно, что я приобрел себе злобного врага среди шахматных чиновников.

Не успели мы разойтись, как корреспондент из спортивного журнала нацелился на нас фотоаппаратом и скомандовал:

— А ну, продолжайте улыбаться и пожимать друг другу руки. Будет отличная фотография. Вот если бы победитель еще награду взял, вообще было бы прекрасно.

Он сделал пару снимков и меня атаковали его коллеги из журнала и газеты. Я ответил на пару вопросов, а потом отправил их к организаторам. Ну его к дьяволу, не люблю внимание СМИ.

Когда мы вышли из зала, я спросил у Муромцева:

— Что за таинственные покровители? Как ты смог притащить меня на турнир?

Муромцев вздохнул.

— Это я расскажу тебе потом, с глазу на глаз. Но если желаешь знать, я расскажу тебе вкратце, к кому я обратился.

И он тихо, так, чтобы не услышали другие, сказал мне название организации.

Глава 18. Новые знакомства

Когда я понял, о чем толкует тренер, то сначала не поверил ушам. Повернулся и переспросил:

— КГБ? Да вы шутите?

Муромцев кивнул. По его серьезному виду было видно, что не шутит. При этом хохолок волос на его голове придавал ему сходство с попугаем, глядящим на меня с жердочки. Я пытался сдержать смех, хотя и понимал, что время сейчас для улыбок совершенно неуместное.

Неужели тренер и в самом деле отправился хлопотать за меня в спецслужбы? Ну-ка, что именно он там сделал?

— И что же они сказали? Как вообще это произошло? — спросил я. — Честно говоря, я не совсем понимаю. Вы можете рассказать подробности?

Муромцев поглядел на Дашу, на Матвея и Стаса, радостно обсуждающих ходы в партии. Покачал головой.

Да, сейчас не время и не место для того, чтобы обсуждать эту тему. Но тогда когда?

— Тот человек, к которому я обращался — это мой давний знакомый, — сказал Муромцев. — Сразу после финала я обещал, что мы наведаемся к нему и я познакомлю тебя с ним.

Ну, этого еще не хватало. Вот уж чего я желал меньше всего, так это вмешательства КГБ в мои шахматные дела. Еще в прошлой жизни я помнил из рассказов старых шахматистов, что эта структура всегда интересовалась их достижениями.

А иногда даже старалась и контролировать их. Как, впрочем, и любимая коммунистическая партия. Впрочем, насколько я помнил, вмешательство проходило только во время участия в международных турнирах, там где была опасность, что шахматист может убежать за границу.

Или когда на кону стояли престиж и безопасность страны. Например, когда шла ожесточенная борьба за титул чемпиона мира. Так что, насколько я понимаю, в ближайшее время опасность непосредственного вмешательства в мои дела мне не грозит.

Можно и познакомиться с моим благодетелем в органах. Поблагодарить за оказанное содействие, так сказать.

— Ну что же, — я тяжко вздохнул, не желая сдаваться так