Едва он произнес это, как моя кирка стукнула о нечтотвердое. Холмс велел мне вылезть из ямы и посветил фонарем. Он внимательноосмотрел дно ямы и начал протыкать его в разных местах острием кирки. Мы сХарденом, встав на колени, наклонились над ямой, трепеща от волнения, стользнакомого всем кладоискателям. В дрожащих тенях мы видели, как Холмс очертилкакой-то участок дна ямы и через минуту уже держал в руках большой темныйпредмет.

Наконец Холмс выпрямился:

– Пожалуйста, киньте мне веревку, Ватсон. Думаю, что мыпреуспели.

Я быстро бросил ему веревку, Холмс ловкими движениями оченьпрочно обвязал ею нашу находку. Мы помогли ему вылезть из ямы и вытащитьнайденный клад.

При свете фонаря мы увидели, что наш трофей был покрытгустым слоем дегтя, под ним оказалась толстая ткань, зашитая частыми, прочнымистежками. Холмс тростью перевернул сверток, и стало ясно, что за исключениемдыры, проткнутой киркой, ткань оставалась целой.

Мне так не терпелось развернуть сверток, как ребенку подарокна Рождество, и в то же время появилось такое ощущение, будто мы выкопали изэтого языческого храма смерти что-то очень древнее и лучше бы этому предметуоставаться навсегда в его тайной гробнице.

Я не успел справиться со своими противоречивыми чувствами,как вдруг мы услышали тихий хриплый голос:

– Отойдите от свертка, джентльмены. Вы под дулами трехревольверов.

Это, несомненно, был Дрю.

Дул теплый ночной ветерок, но от звука этого голоса холодпронзил меня до костей. Тем не менее я не мог не видеть, что Шерлок Холмс,казалось, был совершенно не удивлен.

Все трое мы попятились от свертка, лежавшего на краю ямы, иперед нами из темноты возникли три бандита с револьверами. В середине стоялДрю, слева от него – худой бледный человек, а направо – краснолицый с бегающимвзглядом постоянно прищуренных глаз.

– Вы не хотите представиться нам? – спросил Холмс. – Тогдапозвольте это сделать мне. Джентльмены, это экс-сыщик сержант Дрю, бывшийслужащий Скотленд-Ярда. Слева – его тамошний сподвижник сержант Малькольм, асправа – их постоянный консультант мистер Клайв. Его усилия были столь успешны,что несколько лет все они провели в тюрьмах Ее Величества.

– Смейтесь, пока можете, Холмс, – ответил Дрю. – Но фактостается фактом, вы проиграли и скоро поплатитесь за все. Нам только осталосьрешить, каким именно способом избавиться от вас и ваших друзей.

– Я делаю вам предложение, – холодно ответил Холмс, – есливы обещаете оставить полковника и его семью в покое, то я вам поверю. Когда выудалитесь, я не сразу начну вас преследовать, хотя не могу гарантировать, что непредоставлю вам с течением времени возможность вновь стать гостями ЕеВеличества в должных местах пребывания на законных основаниях.

Дрю коротко, неприятно рассмеялся:

– Ваше извечное высокомерие, Холмс, теперь вам ни к чему. Выв моей власти, и не пристало вам делать нам предложения. Вы слишком частовмешиваетесь в дела, которые вас не касаются, и я с удовольствием положу конецкарьере величайшего в мире самозваного правозащитника. И множество моих бывшихколлег в Скотленд-Ярде меня бы поздравили с этим, если смогли.

– У нас с вами давние счеты, Дрю, – ответил Холмс, – и ямогу понять ваше желание разделаться со мной, но вряд ли это будет справедливопо отношению к доктору Ватсону и полковнику Хардену.

– Если бы я был способен на такое великодушие, ваша просьба,может быть, и увенчалась успехом, но слишком многое поставлено на карту. Привсем своем уме вы вряд ли догадываетесь, что содержится в этом свертке. Кактолько я завладею им, а вы покинете сей мир, я смогу беспрепятственноосуществлять свои планы, благо что без свидетелей.

– Боже милосердный, – ответил Холмс, – ну если вы не хотитепощадить моих друзей, то по крайней мере предоставьте мне как заядломукурильщику возможность выкурить последнюю папиросу.

Дрю снова рассмеялся.

– Вечный вы актер, Холмс, – воскликнул он, – но вы зрястараетесь оттянуть время. На этих холмах нет ни души, и спастись у вас нетникакой надежды. Если вы попробуете бежать, я вас все равно пристрелю. Ладно,курите свою последнюю папиросу и растяните удовольствие подольше, однако будьтеосторожны.

Пока Холмс доставал из кармана портсигар, я мысленнооценивал наше положение и проклинал себя за то, что оставил оба револьвера вкарманах пальто. Фонарь тоже находился слишком на большом расстоянии, чтобыуспеть взять его до того, как Дрю выстрелит.

Мы закурили, я прикуривал последним и не мог удержаться отнеуместной шутки:

– Когда я был на войне в Афганистане, там говорили, что тот,кто прикуривает последним, – неудачник, потому что именно в него стреляют, ноздесь мне, третьему, кажется, этой приметы опасаться не приходится.

Холмс тихо усмехнулся:

– Кто знает. В конце концов сегодня ночь в середине лета[20]и вы не должны ничему удивляться.

Не раз мне приходилось наблюдать за Шерлоком Холмсом, когдаему грозила неминуемая смерть, и он всегда встречал опасность достаточнохладнокровно, но сейчас его странное поведение внушало мне мысль, что он всееще ощущает себя хозяином положения и что-то замышляет.

Темень вокруг нас была совершенная, и молчание нарушалтолько шорох вереска под дуновением ночного ветерка. Казалось, что вековыеравнодушные скалы терпеливо ждали, когда опять прольется кровь. Я снова и сноваобдумывал, нет ли какой возможности бежать или хотя бы отвлечь вниманиебандитов, но мне ничего не приходило в голову. Дрю был прав: вокруг не было нидуши. Вдруг мы услышали какой-то новый звук, отличный от шороха ветра вкустарнике. Я не мог бы сказать, на что он похож, а между тем он все времяусиливался. Это был какой-то дробный звук, доносившийся как будто отовсюду.

– Что это? – спросил отрывисто Клайв, и его беспокойныеглаза еще больше забегали.

Малькольм тоже стал оглядываться, а Дрю слегка переменился влице.

– Это, – сказал он, – какая-то механическая уловка,задуманная мистером Шерлоком Холмсом, но она его не спасет.

Едва он произнес эти слова, как в кустах за ним замелькалиогоньки и послышался странный трещащий звук.