помогает ей так существенно, как электрошоковая терапия, пояснил врач, метод этот безболезненный, сеанс длится считаные минуты и начинается только после того, как пациенту дадут наркоз, так что, когда его бьют током, он не чувствует ничего. Но эти объяснения не развеяли подозрений Кришана, и однажды, когда разговор как-то сам собою зашел об электрошоковой терапии, Кришан уточнил у Рани, как это происходит на самом деле, действительно ли пациент не ощущает ни боли, ни дискомфорта. Рани взглянула на него, едва ли не удивленная таким вопросом, и покачала головой. Во время сеансов я никогда ничего не чувствую, отвечала она, потому что их всегда проводят под наркозом, и после тоже никаких неприятных ощущений, разве что слабость и в сон клонит. Кришан действительно замечал, что Рани приезжала из Вавунии бодрее, энергичнее, разговорчивее и в целом живее, хотя рано или поздно возвращалась в прежнее состояние, вновь делалась молчаливой, рассеянной, вялой, словно это состояние обладало над нею какой-то магической властью и лишь электричество ненадолго рассеивало эти чары. В каждый ее приезд доктор считал необходимым увеличить интенсивность терапии, и если поначалу Рани назначали один-два сеанса в два-три дня, к концу ее пребывания в Коломбо она проходила три, четыре и даже пять сеансов за шесть, восемь или десять дней. В последние свои месяцы в Коломбо она из-за лечения становилась все забывчивее, порой теряла нить разговора, не помнила, приняла ли лекарства, а иногда, спустившись на кухню, гадала, зачем пришла. В последний визит Рани в больницу лечение было настолько интенсивным, что у нее еще несколько недель тряслись руки и ноги, так что она не могла принести аппамме чашку чая, не расплескав. Кришан позвонил врачу, чтобы выяснить, как быть, его беспокоили побочные эффекты, интересовало, помогает ли Рани лечение, стоит ли продолжать, учитывая последствия. После гибели сыновей Рани и окончания войны прошло без малого шесть лет, лечилась электрошоком она почти четыре года, а лучше — по крайней мере, надолго — ей не становилось, так есть ли смысл, поинтересовался Кришан у врача, и дальше бить Рани в голову током, учитывая, что неизвестно, сколько еще продлится лечение? Врач ответил, что иначе, увы, никак: он уже увеличил Рани дозы лекарств, но это не помогло, побочные эффекты электрошоковой терапии — явление временное, а вот если ее прекратить, Рани наверняка станет хуже, причем очень скоро. Дело даже не в том, чтобы вылечить Рани — с каждым годом это все менее вероятно, — а в том, чтобы помочь ей как можно лучше приспособиться к жизни. Рани сама просила увеличить интенсивность терапии: жить ей невыносимо, чем дальше, тем хуже, вот врач и решил, что, учитывая обстоятельства, иного выхода нет.

Вскоре после этого разговора с врачом Рани на кухне порезала палец. Кришан начисто позабыл об этом и вспомнил только сейчас: после известия о смерти Рани случившееся с нею показалось ему чем-то вроде предупреждения или дурного предзнаменования, которое они тогда не поняли. В ту пору мать Кришана частенько просила Рани помочь с ужином, поскольку считала, что Рани полезно больше двигаться, заниматься какой-то физической деятельностью, да и отдыхать от неумолчной болтовни аппаммы. Рани поначалу с удовольствием проводила время на кухне, радуясь возможности пообщаться с кем-то взрослым, причем так, чтобы аппамма не вмешивалась постоянно в разговор, но мысли Рани порой витали далеко и раз-другой она даже порезалась, когда измельчала мякоть кокоса. Однажды вечером Рани резала овощи, а мать Кришана, стоя к ней спиной, готовила тесто для досы[18]. Вдруг мерный стук ножа по разделочной доске умолк, мать Кришана обернулась и заметила, что Рани замерла, подняв левую руку к лицу, и на доску, прямо на дольки ярко-рыжей моркови, которую Рани резала, капает кровь. Рани молча и словно бы с любопытством рассматривала свою руку; мать Кришана истерически завизжала, спросила: «Что с вами, что такое?!» — бросилась к Рани и увидела, что та почти отсекла себе кончик среднего пальца, кусок длиной сантиметра в два. Резала морковь и случайно порезалась, невозмутимо пояснила Рани, наверное, надо отрезать его совсем, мать Кришана вновь завизжала, отобрала у нее нож, крикнула, что это глупость, и позвала Кришана. Они с матерью тут же отвезли Рани в больницу, и пока Рани пришивали кончик пальца, она, как ни странно, молчала, точно не чувствовала ни боли, ни страха — лишь смутную неловкость из-за того, что доставила всем столько хлопот. Рани уверяла, что порезалась нечаянно, как бывало уже пару раз, когда она измельчала кокосы, — мол, это все из-за того, что она последнее время рассеянная и не может сосредоточиться на том, что делает. Произошедшее вскоре забылось, но сейчас, сидя в поезде, Кришан подумал, что, наверное, Рани порезалась неслучайно, как и прежде, когда измельчала кокосы, что, наверное, она намеренно причиняла себе боль, что, наверное, и увеличить интенсивность электрошоковой терапии она просила по той же причине: чтобы лишиться сознания, чтобы не было так тяжело. Он снова вспомнил о том, что узнал от дочери Рани в пятницу вечером, о том, как Рани нашли на дне колодца, и подумал: возможно, она упала туда специально, по своей воле. Последние два дня Кришан старательно отгонял эту мысль, надеясь, что она улетучится, если он не будет об этом думать, но сейчас осознал: вполне вероятно, что Рани покончила с собой, но чтобы выяснить это наверняка, ему надо попасть на похороны и посмотреть в глаза ее дочери, поговорить с нею лично, прочесть в ее взгляде хотя бы намек на правду.

Кришан взглянул в окно, пытаясь определить, далеко ли до Вавунии, выехали они уже за пределы округа Анурадхапура или еще нет, но ни однообразная растительность вдоль путей, ни мелькавшие за нею пейзажи не подсказали ему, где он находится. Кришан знал, что резкого отличия между экосистемами юга и севера не существует и местность по обе стороны от границы выглядит почти одинаково: главным образом кустарники, порой встречаются и деревья, но иногда попадаются густые джунгли. Ему не доводилось путешествовать по Северо-Центральной провинции, и эта часть страны ассоциировалась у него с древними буддистскими храмами и развалинами, которыми он не только не интересовался, но и обходил десятой дорогой. В юности буддизм ассоциировался у него с армией и правительством Шри-Ланки, со статуями, которые оно воздвигало по всей стране, дабы напомнить обитавшим здесь мусульманам, тамилам и прочим меньшинствам, где их место, и лишь очутившись в Индии, Кришан, как ни парадоксально,