– Платок, намоченный духами «Эскада», – послышалсяспокойный Зайкин голос.

Я разлепила глаза. Так, лежу в гостиной на диване, у окнастоит Борис, слева от него Федор, а в кресле… Не может быть! В своем любимомкресле абсолютно спокойно сидит Аркашка, внешне совершенно живой и здоровый.

Я попыталась отодрать каменно-тяжелый язык от зубов, нопотерпела неудачу и только сумела промычать нечленораздельно.

– М-м-м-м…

– Вот и я говорю, – тут же подхватилаЗайка, – «Эскада» такие гадкие духи, что мертвый восстанет, коли понюхает.

– В особенности те, что подарил тебе Кеша наднях, – влезла Маня, – в оранжевом флаконе. Ну, пакость! Блевотина!

– Их не надо пить, – огрызнулся старшийбрат, – только нюхать.

– Кешенька, – пролепетала я, пытаясь сесть, –ты жив!

– С чего мне умирать, – фыркнул сын.

– Но только что… На балконе…

– Ага, – завопила Маруська, – говорила же,мусечка испугалась, а вы заладили: давление упало, давление упало!.. Ну и ктоправ! Скажи, мулечка, ты ведь решила, что это Кешку сбросили, ведь так?

Не в силах вымолвить слово, я кивнула.

– Знаешь, мать, – вздохнул сын, – нельзя бытьтакой идиоткой! Это же кино! Тут все понарошку!

– Но я видела человека, очень, просто до жути похожегона тебя… Погодите, кто же тогда упал?

– Максим Иванович, – спокойно пояснил Боря, –под балконом мученической смертью погиб Максим Иванович.

Я резко села.

– Кошмар. Вызвали милицию?

– Зачем? – веселился режиссер.

– Как? Человек погиб!!!

– Максим Иванович – болван, – спокойно пояснилаЗайка, – так ему и надо!

Чувствуя, что сейчас опять грохнусь в обморок, я прошептала:

– Знаешь, Ольга, от тебя я не ожидала такой жестокости!

Раздался громовой хохот.

– Можно, я покажу мусечке Максима Ивановича! –заорала, подпрыгивая на месте, Маня.

– Валяй, – ответил Борис.

Маруська метнулась к выходу. Я вжалась в диван и закрылаглаза. Нет, только не это! Они что, все с ума посходили и собралисьдемонстрировать мне останки несчастного мужика, рухнувшего со второго этажа…

– Ну, мусенька, открой глазки…

Я покорно выполнила приказ. На полу лежала… кукла.

– Так это…

– Манекен, – в полном восторге сообщила Маруська.

– Киношники зовут подобное чучело «болван», –добавил Федор.

Маруська безостановочно тарахтела:

– Вот, смотри, ну смотри же… Сюда крепится мешочек сфальшивой кровью, понимаешь? Максим Иванович падает, емкость лопается, фр-р-р…кругом красные брызги.

– Зачем вы его по имени зовете? – только и сумелапропищать я.

– А как же, – ухмыльнулся Борис, – актер всеже! Сколько ему достается! Бедненький Максим Иванович, вот уж кто гибнет во имяискусства!

Все присутствующие опять захохотали. Ощущая себя полнойидиоткой, я поползла на второй этаж и забилась в кровать. Сон начал медленнозатягивать меня в свое вязкое болото. Уже собираясь окончательно отдатьсяМорфею, я неожиданно подумала: «Как странно поступила Соня Кристалинская!Выгнала из дома собственного сына».

Сон пропал. Я села на кровати, потом встала, подошла кбалкону и закурила. Надо же, так перепугалась, когда увидела летящее вниз тело,одетое в свитер Аркашки. Интересно, а как бы я поступила, случись у нас дома,не дай бог, история, как у Кристалинских?

Вздрогнув, я вернулась в кровать. Иногда не следует задаватьсебе кое-какие вопросы…

Натянув одеяло на голову, я продолжала лежать без сна. Потомопять встала и закурила, старательно выгоняя дым в форточку. Надеюсь, чтогосподь никогда не пошлет мне подобное испытание. Впрочем, если Кешка изменитжене, я сделаю все, чтобы спрятать от Зайки неприятную правду…

Окурок полетел вниз. Дрожа от холода, я нырнула под одеяло.Ну, Дашутка, наедине с собой надо быть честной. Я никогда не смогла бы выгнатьсына из дома, ни в каком случае, это абсолютно исключено, и поведение СониКристалинской кажется мне по крайней мере странным.

Утром меня разбудил громкий лай Банди. Часы показывали семь.Вспомнив, что сегодня нужно ехать к Гене Кристалинскому, я, охая и вздыхая,сползла на первый этаж, где наткнулась на гроб. Возле полированного ящика стоялБорис, гневно выговаривающий питбулю:

– Слышь, парень, ей-богу, мне это надоело!

– Что случилось? – поинтересовалась я.

Режиссер пропел:

– Дашенька, доброе утро. Извини, разбудил тебя.

– Ничего, мне пора уходить.

– Все убегаешь, – придвинулся совсем близкомужик, – не хочешь даже разговаривать.

И он неожиданно обнял меня за плечи.

– Ну что ты, – я попыталась вывернуться из цепкихобъятий, – просто у меня работа!

– А Маня сказала, ты бросила преподавать.

Обозлившись на болтливую сверх всякой меры дочь, я быстронашлась:

– Действительно, я прекратила одно время сеятьразумное, доброе, вечное, но теперь опять взяла группу.

Борис придвинул лицо совсем близко.

– Ну хоть вечерок посиди дома, дай возможность за тобойпоухаживать…

– Извини, – вертелась я, словно червяк подкаблуком, – боюсь, это не понравится моему бойфренду.

Борис разжал кольцо рук.

– У тебя есть любовник?

Решив сменить скользкую тему, я быстро спросила:

– Что наделал Банди?

– Лезет все время спать в гроб, – возмутилсярежиссер, – просто отвратительно!

– Сегодня же прикажу Ивану разломать ящик вкуски, – пообещала я.

– Ни в коем случае! – перепугался Борис. – Тыс ума сошла!