Старинный и подлинный рисунок секретной службы: «насекомое», с помощью которого военный шпион замаскировал свой набросок укрепления противника

Самая убедительная жалоба на д'Эона касалась его расточительности и ненасытной любви к роскоши. Людовик щедро одаривал его деньгами, но шевалье постоянно пребывал в долгах. Однако он не остался беззащитен перед колкостями предумышленного унижения и не впал в бедность. У него имелись письма короля к Помпадур — все до единого, — изобличающие заговор против мира и против Англии, шпионскую деятельность Розьера и д'Эона, а также коварный план вторжения. Факты, способные воспламенить английскую общественность, мощное взрывчатое вещество, если их передать британской парламентской оппозиции. Только д'Эон обладал этими подлинными бомбами, способными спровоцировать войну между Англией и Францией, и только д'Эон знал, где они спрятаны.

Схема фортификационных сооружений, скрытых под «насекомым»

Из Франции шел эксцентричный поток королевских обещаний, угроз, просьб и приказаний. Одно из посланий напомнило шевалье, с какой пользой он служил своему королю «в женском одеянии», и рекомендовало ему вновь облачиться в женскую одежду и немедленно «возвратиться в Париж». Вместо этого д'Эон глубоко задумался. Он был прекрасно осведомлен о непостоянстве монаршей благодарности. Его враги торжествовали; прибегнув к помощи мощного рычага, мадам Помпадур, они свергли и унизили его. Но он всерьез сомневался, что простой отзыв его из Лондона утолит их придворные мстительные аппетиты. Д'Эон оказал любезность Англии, отыскав убежище в пределах страны, государственные тайны которой он ранее похитил. И он не просчитался. Английские сторонники и английское правосудие не стали мстить — не выдали его презренному французскому самодержцу.

Джон Уилкс, этот неортодоксальный кумир лондонских народных масс, оказался другом и защитником д'Эона. В сущности, вся Англия стала на его сторону. С присущим тайному агенту инстинктом оставаться незамеченным, шевалье поначалу пытался скрыть свою личную войну. Но после того, как его едва не отравил собственный преемник, французский посол, и после нескольких попыток его похищения он начал кампанию в английской прессе против своих «чужеземных» врагов. Д'Эон нанял себе телохранителей — людей, которых он знал по секретной службе, по армии, или бывших французских дезертиров, живущих теперь в Англии. Он рекламировал свое мастерство дуэлянта, чтобы дать головорезам противника повод для беспокойства. И объединил все свои резервы хитрости и умения нравиться людям.

Тем временем в святилищах французской монархии тонкое искусство шантажа спокойно сдирало кожу как с толстокожих, так и тонкокожих. Д'Эон обратился к своему монарху с завуалированной откровенностью, заверяя его в своей прежней верности, но не забыв упомянуть, какую цену ему предложено истинными друзьями из «английской оппозиции» за письма, в которых он обличал заклятого врага Англии. Осознав, что контратаки театрального неистовства им не помогли, французские агенты-роялисты обратились к закону. Д'Эон проиграл свое дело в суде, завоевал симпатии половины народа Англии и не пострадал. Британские попытки выследить и арестовать его были всего лишь дипломатическими жестами. Человек, который осмелился шантажировать самого короля, просто исчез под опекой Уилкса и преданного контингента его сторонников, преследуемых Бурбоном.

Еще один акт мелодраматической комической оперы разыгрывался перед английской аудиторией, теперь столь же решительно разделившейся на «за» и «против» д'Эона, как и на «за» и «против» Уилкса. Французские шпионы испробовали все, дабы обмануть, заманить в ловушку, дискредитировать и погубить оказавшегося в осаде шевалье. Пропагандистские памфлеты раздражали его. И его ответ был залпом точно в цель: он опубликовал несколько писем короля Людовика, наполненные опрометчивыми высказываниями, но начал с наименее безобидных, открыто намекая на грядущий ураган.

Эта историческая тайная борьба, которая велась в темноте с либеральным использованием всеобщего внимания, стала модным увлечением лондонцев и, возможно, до сих пор возрождалась бы на сцене, потрудись кто-нибудь написать для нее первоклассную музыкальную партитуру. Однажды шевалье услышал странные звуки в стене своей гостиной. Вместо того чтобы сообщить об этом невероятном явлении, он немедленно принял меры и, покрыв сажей себя и свою весьма элегантную одежду, «прочистил» дымоход, забравшись в камин с рапирой. Там он захватил в плен съежившегося трубочиста, который признался, что был нанят агентом французского посла, дабы «вести слежку» из каминов дома д'Эона. Сообщи д'Эон, что он слышал звуки, происхождение которых не могло быть обнаружено сторонними сыщиками, его «больное воображение» могли использовать для обвинения в безумии, которое враги теперь готовились выдвинуть против шпиона-дипломата.

Подобные маневры действительно встревожили д'Эона, и он ответил на них более мощным, чем когда-либо, ударом, предоставив еще несколько королевских писем для перевода и опубликования в Англии. До него дошли рассказы о девушке, заключенной в Оленьем парке, которая, после покушения Дамьена на жизнь Людовика XV — 5 января 1757 года — прижалась к своему господину и закричала: «Не покидайте меня, дорогой государь. Я думала, что сойду с ума от горя, когда они попытались убить вас!» А поскольку «тайна королевского инкогнито не должна была быть раскрыта», а несчастная девушка упорно настаивала на том, что узнала своего возлюбленного, Людовик позволил объявить ее невменяемой и поместить в сумасшедший дом. Таким образом, проект шантажа д'Эона отошел на второй план по отношению к его страху перед более беспринципным и могущественным противником. Однако все карты, которые д'Эон припрятал в рукаве, были козырными.

Те сведения, которые британская публика почерпнула из переписки Людовика XV, вызвали столь сильную враждебность, что даже Бурбону стало ясно: кампания разоблачений д'Эона, если он будет упорствовать, приведет к войне. После чего шевалье практически продиктовал свои условия — в обмен на письма, ежегодные выплаты в размере 12 тысяч ливров и возобновление работы за границей во французской секретной службе. Однако д'Эон не верил в выпрошенные уступки и, продолжая защищать себя, придержал несколько наиболее компрометирующих документов.

Переговоры на предмет писем продолжались и после смерти Людовика XV. Новый король и его министры, по всей видимости, также с уважением относились к неодолимой силе д'Эона, способной учинить неприятности для Франции из Англии. Но цена, которую он запросил, была слишком высока, и поэтому в Лондон отправили умного и опытного эмиссара, дабы тот заключил сделку с самым знаменитым авантюристом своего времени. Этим эмиссаром был известный Карон де Бомарше, и его приезд в Англию в это время имел — совершенно независимо от шантажа д'Эона — поразительные, даже, можно сказать, исторические последствия.