будто сделалась тоньше. Оба его запястья были забинтованы, а камзол испачкан большими красными пятнами.

– Я прослежу, чтобы вам предоставили чистую одежду, – сказал Вонвальт, когда мы вошли.

Фулко обернулся и пристально посмотрел на нас. Особенно ядовитым взглядом он одарил сэра Герольда.

– Поступайте как вам угодно, – ответил он. Его голос прозвучал резко, и я услышала в нем сильный кжосский акцент. С первых секунд лейб-гвардеец показался мне жестким и малоприятным человеком.

Вонвальт представился:

– Я – Правосудие сэр Конрад Вонвальт.

– Мне известно, кто вы, – пренебрежительно ответил Фулко, не отрывая глаз от вида. За окном стоял погожий весенний день, и над Эбеновыми равнинами плыли клубы белых облаков, которые бросали на землю редкие тени. – Полагаю, вы пришли, чтобы предъявить мне обвинение? Прикажете казнить меня?

Вонвальт кивком указал на его запястья.

– Вижу, вы уже пытались меня опередить.

Фулко издал резкий презрительный смешок. Его руки сжались в кулаки.

Повисло молчание, которое Вонвальт даже не попытался прервать.

– Скажите, что нашли мальчика, – тихо произнес лейб-гвардеец.

Вонвальт покачал головой.

– Нет. И, признаться честно, я сомневаюсь, что кто-нибудь найдет его сегодня.

Некоторое время Фулко не двигался; затем он затрясся. Сначала я подумала, что у него припадок или же его лихорадит от потери крови; но затем я поняла, что он плачет.

– Боюсь, у меня не так много времени, – сказал Вонвальт. Я глянула на него. Лицо сэра Конрада оставалось суровым; несмотря на то, что гвардеец явно испытывал сильнейшие душевные муки, в нем не было ни намека на сострадание. Сэр Герольд, стоявший позади, остался столь же равнодушен. Тогда я подумала, почему же мое сердце так болит за этого несчастного гвардейца? Неужели его страдания – недостаточное доказательство тому, что он не хотел потерять мальчика?

– Я уже рассказывал, что произошло, – произнес Фулко.

– Не мне, – ответил Вонвальт. – Боюсь, разговор будет не из приятных.

Лейб-гвардеец посмотрел на него, сбитый с толку… но недоумевать ему пришлось лишь миг. Голос Императора обрушился на него, как дубина.

– Говорите: где мальчик? – Фулко отшатнулся, выпучив глаза. Как и все его бесчисленные предшественники, он тут же схватился рукой за сердце.

– Я не знаю!

– Вы организовали его похищение?

– Нет!

– Вы хоть отчасти виновны в его похищении?

– Я виновен лишь в том, что недоглядел за ним! – взвыл Фулко, после чего обмяк и разразился громкими, безутешными рыданиями.

– Хорошо, – невозмутимо сказал Вонвальт. – Хорошо, я дам вам минуту, чтобы прийти в себя. – Он повернулся к сэру Герольду и негромко произнес: – Перескажите еще раз показания этого человека.

Шериф кивком указал на лейб-гвардейца.

– Этим утром он вместе с княжичем отправился в квартал дубилен, чтобы примерить готовый поддоспешник мальчика. Ни о каких угрозах их не предупреждали. Княжич дурачился, как и все мальчишки его лет. – Шериф пожал плечами. – Наверное, решил поиграть в прятки среди дубильных колодцев. Перед этим поутру Фулко жаловался на заторможенность мыслей, как если бы он перебрал с выпивкой, однако он клянется, что за завтраком не пил ничего, кроме болотного эля.

Вонвальт снова повернулся к Фулко.

– Вы были пьяны в момент похищения?

Лейб-гвардеец отшатнулся, словно его лягнула лошадь.

– Нет! – закричал он, срывая голос.

Вонвальт повернулся к шерифу.

– Ладно. А потом мальчик просто исчез?

– Да. Вы бывали в районе грязных ремесел?

Вонвальт покачал головой.

– Нет, не приходилось.

– Там царит настоящий бедлам – шум, вонь, суматоха. Преступники выбрали удачное место для похищения.

– И все же, – сказал Вонвальт, – княжич, наследник Империи – лицо узнаваемое. Разве он не привлек внимания?

Сэр Герольд покачал головой.

– Мальчик был одет как простолюдин. И Фулко тоже.

Я посмотрела на лейб-гвардейца и увидела, что его одежда была добротной, но простой, и лишь очень наметанный глаз разглядел бы, насколько она на самом деле дорогая.

– Для членов императорской семьи это обычное дело, – продолжил сэр Герольд. – Без нарядов и отряда имперских гвардейцев, который следовал бы за ними по пятам, они легко могут затеряться в толпе. А еще они порой маскируются, цепляют накладные бороды или еще что-нибудь в этом духе.

– Осмелюсь предположить, что после случившегося подобные вылазки прекратятся.

– Осмелюсь предположить, что вы правы.

Вонвальт немного поразмыслил.

– Если княжич и его страж путешествовали инкогнито и мы принимаем на веру, что требование выкупа прислали именно похитители, то из этого следует, что злоумышленники были исключительно хорошо осведомлены. Преступление не могло быть случайным.

– Я рассуждал так же, – сказал сэр Герольд.

Вонвальт вновь повернулся к Фулко, и тот вздрогнул, ожидая, что его еще раз огреют Голосом Императора. Но вместо этого сэр Конрад поднял руку, успокаивая лейб-гвардейца.

– Вы жаловались на заторможенность мыслей. Опишите подробнее.

– Д-да что еще сказать, милорд, – пробормотал Фулко, совершенно напуганный. – Чувствовал я себя так, будто перебрал с выпивкой, и в то же время совсем не так. Поначалу я решил, что слегка занемог или надышался парами дубильных ям. Там столько испражнений преет на солнце, что любому подурнеет от такой вони.

Вонвальт еще немного поразмыслил.

– Расскажите о вашем прошлом. Давно ли вы служите князю? Полагаю, вы сованец?

– Я из княжества, милорд, – сказал Фулко, имея в виду княжество Кжосич. – Был солдатом, легионером. Сражался в Венланде и в Денхольце. Я служил князю Тасе, был при нем лейб-гвардейцем. Когда стал не нужен в Рейхскриге, то вернулся в столицу, и князь взял меня служить при дворце. Обычно я сопровождаю членов императорской семьи, в том числе и княжича Камиля.

– Мне доводилось однажды бывать в Денхольце, недолго, – сказал Вонвальт. – Вы участвовали в битве на озере Ортрун?

– Да, милорд. Тогда я уже служил лейб-гвардейцем.

– Значит, вы не из слабых духом.

– Нет, милорд. Я не слыву столь же искусным фехтовальщиком, как ваша светлость, но за себя постоять способен.

Вонвальт нахмурился.

– Мне кажется странным, что такого человека, как вы, могли подкосить тлетворные испарения ремесленного района, – сказал он. Сидевший рядом с ним сэр Герольд рассеянно кивнул в знак согласия. – Появились ли у вас какие-либо симптомы болезни? Жидкий стул? Лихорадка?

Фулко мотнул головой.

– Только… голова слегка кружится. Теперь. – Он беспомощно поднял руки, показывая свои запястья.

– Да уж, – невозмутимо ответил Вонвальт. – Это неудивительно.

– Могли ли вам что-то подсыпать за завтраком? – спросил сэр Герольд.

– Сомневаюсь, что это возможно, шериф, – оскорбленно заявил Фулко. – Я не могу себе и представить, чтобы хоть кто-то в Императорском дворце отважился на подобное и нашел для этого возможность.

Пока Вонвальт все обдумывал, ненадолго повисла тишина.

– Расскажите, что произошло в тот миг, когда вы поняли, что потеряли мальчика.

Фулко недолго вспоминал, а после, запинаясь, заговорил:

– Княжич Камиль – озорной парнишка. – Лейб-гвардеец на миг улыбнулся, ненадолго погрузившись в приятные воспоминания, но