действительность очень быстро сокрушила их. Я вдруг поняла, что Фулко страдает не просто потому, что не выполнил свой долг, а потому, что он был искренне привязан к мальчику. В тот момент лейб-гвардеец напомнил мне князя Тасу. – Княжича предупреждали об опасностях, которые могут поджидать в Сове юношей его положения… и не только их. Однако утром я не заметил причин для излишнего беспокойства. Мало кто знал о наших намерениях, и, как вы уже отметили, без отряда лейб-гвардейцев и роскошных нарядов мы можем ходить по городу практически неузнанными.

– Каким маршрутом вы добрались до дубильной мастерской? – спросил Вонвальт.

– По Баденской улице.

Вонвальт кивнул.

– Хорошо. Продолжайте.

– Мы вошли в район грязных ремесел, как только пробило восемь. Кожевник, который изготавливает мальчику поддоспешник, содержит мастерскую в переулке Пайкс-Бенд, но княжич исчез из поля моего зрения еще до того, как мы туда добрались. Он залезал в дубильные колодцы, выпрыгивал из них, а на улицах уже было людно. Я как мог приглядывал за ним, но, говорю же, мне сделалось дурно, и мальчик нарочно прятался от меня… играл он, понимаете. – Фулко замолк, ненадолго погрузившись в тот миг, когда все изменилось и он понял, что произошло. На лице лейб-гвардейца промелькнул тот внезапный, всепоглощающий ужас, пережитый им тогда. – Я не слышал даже вскрика, – тихо сказал Фулко. – И люди вокруг тоже не закричали и ничего не сказали. – Он беспомощно пожал плечами. – Словно земля просто разверзлась и поглотила его.

– Это маловероятно, – категорично заявил Вонвальт.

– Больше мне нечего вам сказать, – произнес лейб-гвардеец. – Будь я суевернее, подумал бы, что кто-то открыл врата в священное измерение и забрал мальчика из мира смертных.

Вонвальт открыл было рот, а затем снова закрыл его. Немного помолчав, он повернулся и вопросительно посмотрел на меня.

Я сразу поняла, к чему он клонит, и замотала головой.

– Однозначно нет.

Сэр Герольд озадаченно посмотрел на нас.

– О чем вы? – спросил он.

Вонвальт потер подбородок.

– Сэр Конрад, он не мог овладеть столь мощным навыком за такой короткий срок. Сегодня утром он едва справлялся с более простыми чарами. К тому же… – Я осеклась, потому что сильно повысила голос, и сэр Герольд с Фулко выжидающе смотрели на меня. Я наклонилась к уху Вонвальта. – Существует сотня других способов применить подобную силу. Во-первых, он мог убить вас. Во-вторых, мог убить самого Императора.

Вонвальт поджал губы, обдумывая это. Но в конце концов кивнул.

– Гм. Да. Ладно.

– Мне кто-нибудь объяснит, о чем вы говорите? – спросил сэр Герольд.

Вонвальт покачал головой.

– Нет. – Затем он снова повернулся к Фулко. – Что ж, заканчивайте вашу историю.

Гвардеец послушался, но его слова мало что прояснили. Он лишь прибавил, что поднял тревогу через несколько минут после исчезновения мальчика.

– Вы думали, что княжич прячется, – сказал Вонвальт.

Фулко с несчастным видом кивнул.

– Эти несколько минут, конечно же, все и решили; благодаря им похитители смогли беспрепятственно убраться прочь, – закончил Вонвальт, но обращался он скорее к сэру Герольду, а не к лейб-гвардейцу. Тем не менее Фулко его услышал и вновь зарыдал.

– Да, – согласился шериф.

– Расскажите мне о мальчике, – попросил Вонвальт Фулко. Ему пришлось подождать, когда тот снова успокоится. – Был ли он умен? Зрел? Понимал ли, сколько опасностей угрожает его жизни как члену императорской семьи?

– Камиль был самым обыкновенным пареньком. Его многому учили, ведь ему суждено унаследовать целую империю, но князь Таса как мог старался сохранить мальчику детство. Ведь младые годы – самые невинные и драгоценные, а Камиля впереди ждет целая жизнь тяжелой ответственности. Пусть ему и не хватало уличной смекалки, но для этого к мальчику и был приставлен я. – Гвардеец потер лицо руками. – Нема, прости меня, – прошептал он и снова заплакал.

– Князь Преисподней вас побери, держите же себя в руках! – резко одернул его Вонвальт. – Если мальчик действительно похищен с целью получения выкупа, то он почти наверняка жив. Позже у вас еще будет время для этих ужимок. Сосредоточьтесь лучше на том, чтобы помочь расследованию. Вам не приходило в голову, что, убив себя, вы могли лишить нас важнейших сведений?

Но Фулко был поглощен горем. Он сидел неподвижно, таращился в стол, и взгляд его был пустым, как у умирающего человека. Я подозревала, что ни Вонвальт, ни шериф, ни сам князь не могли наказать его хуже, чем он сам наказывал себя.

Несколько секунд сэр Конрад стоял молча, затем повернулся и кивком указал на дверь.

– Идем, – сказал он, и мы ушли.

* * *

Как правило, во время расследований Вонвальт вел себя строго и сдержанно, но я знала, что под этой суровой профессиональной маской скрывается сострадание. Он всегда старался избегать смертных приговоров и телесных наказаний, если закон и обстоятельства дела позволяли ему это. Он был прагматичен, никогда не опускался до жестокости и редко получал удовольствие от наказания, каким бы заслуженным оно ни было.

Поэтому меня столь удивило то неприкрытое бессердечие, которое он проявил в разговоре с Фулко – с несчастным человеком, который погрузился в темнейшие глубины отчаяния и чья вина заключалась лишь в мимолетной невнимательности и колоссальном невезении.

Но прощальные слова Вонвальта лейб-гвардейцу многое прояснили. Дело было вовсе не в том, что сэр Конрад не испытывал сострадания к этому человеку; просто самобичевание Фулко мешало поискам княжича Камиля, и, позволив ему продолжить, мы бы ничего не добились, а лишь потеряли бы время. Если ради возвращения мальчика Вонвальту пришлось бы ранить чьи-то чувства, он без колебаний сделал бы это, каким бы бессердечным его ни сочли. Сэр Конрад даже как-то говорил мне, что лучшая черта, которой может обладать Правосудие, это отсутствие у него желания заводить друзей.

Мы пришли в просторный вычурный личный кабинет сэра Герольда, который, как и кабинет сэра Радомира в Долине Гейл, совсем не подходил шерифу. Там нас уже ждали сэр Радомир, Брессинджер и Генрих. Вонвальту потребовалось несколько минут, чтобы все им пересказать.

– Нема, – произнес сэр Радомир. – Недолго ему жить осталось.

– Да, неясно только, кто первым наложит на него руки – палач или он сам.

– Его казнят?

Вонвальт почти что пожал плечами.

– Полагаю, что да.

– Да разве же это справедливо… – начал было сэр Радомир, но Вонвальт жестом велел ему замолчать.

– Сейчас наш первостепенный долг – вернуть княжича Камиля живым и здоровым. Выбросьте Фулко из головы. С ним разберутся, когда придет его время.

– Мне кажется, его показания ничем не помогут расследованию, – заметил сэр Герольд. – Но вы хотя бы убедились, что он не причастен к злодеянию.

Вонвальт кивнул.

– Это отнюдь не маловажная деталь, – сказал он. – Но я