— Это была коробка сигар! — сообщила бабушка. Дуг тревожноприщурился, но мистер Бриттон только усмехнулся и покачал головой:

— Сигары она заказала на мой день рождения. Она всегдазаворачивает подарки сразу же, как только их получает, и схватила не тукоробку, потому что торопилась вернуться и отпраздновать твой день рождения.

Миссис Бриттон протестующе покачала головой:

— Несколько недель назад, когда Диана вернулась из Чикаго,она взяла такси от аэропорта до офиса.

— Ну и что же в этом странного?

— На стоянке аэропорта осталась ее машина. Если хотите знатьмое мнение — она слишком упорно работала очень долгое время! — победнозаключила бабушка.

— Она не брала отпуск по меньшей мере шесть лет, —подтвердила миссис Фостер, испытывая угрызения совести и нешуточноебеспокойство. — Пожалуй, следует настоять, чтобы она отдохнула хотя бы месяц.

— Говорю вам, с Дианой все в порядке! Но отдохнуть онадолжна — хотя бы из принципа, — объявил дедушка, положив конец животрепещущейдискуссии.

Место, отведенное для представителей прессы, было отгороженокрасными бархатными шнурами в глубине лестничной площадки, недалеко от бальногозала, где демонстрировались вещи, предназначенные для аукциона. Помня своеобещание, данное главе отдела по связям с общественностью «Объединенныхпредприятий», Коул не стал чураться журналистов и приложил все усилия, чтобыпроизвести на них благоприятное впечатление. Он дал короткие интервью местнымрепортерам из Си-би-эс и Эй-би-си, старательно позировал для фото и ответил назанудные вопросы журналиста из «Хьюстон кроникл» и собственного корреспондента«США сегодня».

Интервью студии Эй-би-си он дал последним. Стоя рядом сКимберли Проктор под прицелом круглого, похожего на немигающий глаз циклопаобъектива камеры, Коул слушал, как аппетитная блондинка с воодушевлениемрассказывала о столетней истории бала Белой Орхидеи и традициях проведенияаукциона; затем она приставила микрофон к его рту.

— Мистер Гаррисон, от представителей комитета аукциона мыузнали, что вы пожертвовали самый дорогой из всех предметов, которые предстоитсегодня продать. Какова же ценность этой скульптуры Клайнмана?

— Для кого? — сухо переспросил Коул. Втайне он всегда считалэтот шедевр авангардизма чудовищным, но все же приобрел его, а с тех порстоимость скульптуры возросла в пять раз.

Его собеседница рассмеялась:

— Я хотела спросить, во сколько она оценивается?

— В четверть миллиона долларов.

— Вы на редкость великодушный человек!

— Не желаете ли сообщить об этом служащим налоговойинспекции? — сдержанно осведомился Коул и по собственной инициативе прекратилинтервью, коротко улыбнувшись собеседнице и выйдя из кадра.

Эта тактика удивила женщину, и она бросилась вслед за ним:

— Постойте! Я только… хотела узнать, нельзя ли намвстретиться позднее… и побеседовать?

— Сожалею, — вежливо ответил Коул, делая вид, что непонимает смысла предложения, — но для этого вам придется связаться с отделом посвязям с общественностью нашей компании.

— Но я имела в виду не интервью, — мягко возразилаблондинка, сопроводив слова призывным взглядом. — Я думала! мы можем где-нибудьвыпить…

Коул прервал ее, покачав головой, а затем смягчил отказвежливой улыбкой:

— Боюсь, у меня не найдется и пятнадцати свободных минут досамого отъезда из Хьюстона.

Женщина была хороша собой, воспитанна и умна, но ни одно изэтих качеств не привлекало Коула. Она работала телерепортером, и, будь онасамой прекрасной, блестяще умной и желанной женщиной на свете, да к тому же непреследуй никаких корыстных целей, он все равно бежал бы от нее как от чумы.

— Как-нибудь в другой раз, — добавил он, а затем пошелпрочь, предоставив блондинке возможность расспрашивать более покладистых кандидатов,которые выстроились по другую сторону бархатного ограждения.

— Мистер Гаррисон! — позвал кто-то из журналистской братии,но Коул сделал вид, что не слышал, и невозмутимо зашагал дальше, остановившисьлишь затем, чтобы взять у официанта бокал шампанского.

К тому времени как он добрался до зала, где проходилзапланированный прием, по меньшей мере с десяток гостей кивнули ему в знакприветствия, и Коул ответил им, не имея ни малейшего представления, с кемтолько что поздоровался.

Когда наконец он увидел в толпе знакомых, по иронии судьбыоказалось, что это именно те, кто не захотел здороваться с ним, — мистер имиссис Чарльз Хэйуорд II. Супруги прошли мимо своего бывшего конюха с высокоподнятыми головами и холодными, как льдинки, глазами.

Коул помедлил у двери зала, где были выставлены самыедорогостоящие из пожертвований для аукциона, и услышал свое имя, произнесенноешепотом, — кто-то из организаторов торжества узнал его. Однако чаще всего втолпе раздавалось имя Дианы Фостер. Сегодня о ней упоминали как о «бедняжкеДиане Фостер»— особенно женщины, в голосах которых Коул распознал большезлорадства, нежели сострадания.

С точки зрения Коула, бал Белой Орхидеи удовлетворял триконкретные и разнородные потребности: во-первых, давал возможность женам идочерям самых состоятельных жителей Хьюстона и окрестностей собраться визысканной обстановке, блеснуть новейшими драгоценностями и нарядами и всластьпосплетничать, пока их отцы и мужья обсуждают гольф и теннис.

Во-вторых, бал явился удачным предлогом для сбора средств вфонд Американского онкологического общества. В-третьих, влиятельные ивыдающиеся граждане Хьюстона пользовались случаем проявить свою сознательностьво время торга за десятки безумно дорогих вещиц, пожертвованных другими не менеевлиятельными и выдающимися людьми.

«Сегодняшний бал Белой Орхидеи должен увенчатьсябеспримерным успехом по всем статьям», — решил Коул.

Вооруженные охранники стояли перед дверью в помещение, гдедолжна была проходить демонстрация лотов, и как раз в эту минуту разгорелсяспор между фотографом в красно-белой клетчатой рубашке и одним из охранников.

— После семи часов вход сюда открыт только для приглашенных,— предупредил громила, скрестив руки на груди.

— Я из «Инкуайрера», — убеждал фотограф, пытаясь говоритьприглушенно, но так, чтобы можно было разобрать слова сквозь гул толпы. — Мненет дела до аукциона, я хочу только сделать снимок Дианы Фостер — я видел, какона вошла сюда несколько минут назад. Должно быть, она еще здесь.