Если напал Пригоршня, можно попытаться с ним поговорить, он недалекий, но не дурак. Или лучше просочиться на поверхность и затеряться наверху? Пока это не представляется возможным.

Воцарилась звенящая тишина, изредка взрывающаяся ревом сирены. То ли притихли подопытные животные, цокающие и шуршащие по углам, то ли дверь не пропускала звуки. Я прижался ухом к металлу, чтоб различить шаги, но – ни звука. Надо бы вылезти и осмотреться, заглянуть на пост Уксуса и Бали, у них должны быть фонари. Обследовать главный выход. Если туда никто не ломанулся, значит, он завален. Как бы то ни было, правильнее самому убедиться.

Никто не набросился, когда я распахнул дверь и прицелился в темноту. Красный свет озарил пустынный коридор, затянутый темным дымом. Значит, они все-таки пустили газ, и мутант подох. Однако трупа нигде не наблюдалось. И хрен с ним. Я зашагал к пропускному пункту, где, понятное дело, никого не было.

Нашел мобильный телефон и, подсвечивая себе экраном, принялся обыскивать ящики, где обнаружил два порножурнала, сигареты, обертки и в нижнем ящике – наконец-то! – огромный фонарь с ручкой. Не фонарь даже – ручной прожектор.

Посветил на дверь-иллюминатор. Раньше думал, что она закрывается герметично, теперь увидел текущие из-за нее струйки дыма. На месте Пригоршни я взорвал бы дверь, это несложно. Металл выдержит, но стены – вряд ли, ее попросту вырвет из петель. Раз никто этого не сделал, значит… Что значит? Пускать газ бессмысленно. Скорее всего, горят «Три поросенка», и никто не может спуститься, пока не остынут угли.

Рискнуть? Я потянулся к двери и с шипением отдернул руку – ручка-руль раскалилась так, что чуть резиновая перчатка не расплавилась. Значит, наверху пожар, и несколько часов никто сюда не зайдет, а потом – или взорвут дверь, или не станут откапывать и удовлетворятся черным ходом.

Осторожно, на цыпочках я двинулся по коридору обратно, светя перед собой фонариком. Луч остановился на издохшей посреди коридора крысе. Черное ведро сперва тоже показалось чем-то издохшим. Макаки замолчали, издалека донесся то ли рев, то ли хрип, я прицелился в темноту, переступил порог лаборатории, где царила тишина, выглянул на лестницу вниз: из коридора, ведущего к выходу, в открытую дверь плыл желтоватый туман, обнимал распластанное человеческое тело. Поначалу мне подумалось, что это Иггельд, но противогаза на нем не было. Кулер, бедолага. Мутантов поблизости не наблюдалось. Вряд ли они успели сбежать, скорее, где-то валяются. Остается вопрос, где же Иггельд? Будет ли он на меня охотиться? От этого психа чего угодно можно ожидать, раз он не побоялся запустить арт, который одних меняет, других подчиняет и лечит.

Пока ничего не понятно, надо наведаться на склад, выбрать оружие и арты, которые могут пригодиться. Я знал их наизусть, «невидимок» среди них не было. Рука сама легла на контейнер, но невидимый подсказчик повторил: «Еще не край. Недостаточно острая ситуация». Черт побери! Думал ли когда-нибудь, что ЭТУ ситуацию назову недостаточно опасной? Если это не край – то что же край?

Сознание включилось так же быстро, как и выключилось. Я валялся на спине, мне на лицо из чернильной тучи падали капли дождя. Бахала винтовка Пули, тарахтел автомат. Грянул гром и поглотил прочие звуки, небо разорвала ветвистая молния. Громыхнуло еще раз, и вторая вертикальная молния долбанула в одиноко стоящую сосну, посыпались искры, и дымящее дерево начало заваливаться набок.

Я поднялся на четвереньки, потряс головой. Дышать больно, но ребра вроде были целы, а вот левая рука… Чертов тупняк, голова как ватная! Не сразу сообразил, что опираюсь только на правую, а левая висит плетью.

Что на меня напало? Оно выскочило из Института. Но как оно пережило газовую атаку? Вспомнились мутанты, получившиеся из покойников, которые жили даже обезглавленными, и я понял, что таким не страшен смертельный для всего живого газ.

Перед каждым раскатом грома природа замирала. Ни тростинка не шелохнется на болоте, ни мышь не пискнет… В паре метров от меня промелькнула полупрозрачная тень, напоминающая атакующего упыря, который мог сливаться со средой. Мгновенье – и ничего нет. Боясь лишний раз шелохнуться, я взглядом искал упыря, но обнаружил совершенно другого мутанта, и совсем не там, где он должен быть, – возле поверженной сосны застыло коричневое, под цвет ствола, тело. Р-раз – и снова исчезло. Куда делось, непонятно. Эти твари способны мгновенно попадать из одного места в другое. Раз они не сдохли от хлора, значит, тоже живучие, как те полутрупы.

Чтоб вас!

– Полковник? – тихонько позвал я. – Ганн, вы это видели?

– Не шевелись, – зашелестел Полковник. – Они реагируют на движение.

Ганн обрушил на меня такой шквал ругательств, что чуть уши в трубочку не свернулись при том, что я сам не брезгую крепким словцом. Из потока брани я понял, что Винсент мертв, и этого Ганн мне не простит, он желает моей смерти больше, чем смерти мутанта.

– Спокойно, – сосредоточенно проговорила Пуля. – Ганн, заткнись. С тем же успехом я могу тебя обвинить. Твари неуловимо быстры, но их можно поймать, когда они останавливаются. Они плохо дохнут, значит, надо работать в тандеме: кто-то стреляет, кто-то рубит башку мутанту.

– Сколько их? – поинтересовался Полковник. – Я насчитал двоих.

– Как минимум трое, – проворчал Ганн. – Соло? Чуи? Слышали? Не двигаемся, не высовываемся. Соло, мать твою!

Никто не ответил. Проговорила Пуля, которой, похоже, было плевать на смерть своего любовника Винсента:

– Пригоршня, Полковник, обозначьтесь.

Первым откликнулся Полковник:

– От выхода пятьдесят метров на север.

– Пара метров от входа, – сказал я. – Вижу цель возле битой молнией сосны. Пуля?

– Ствол загораживает… Цель недалеко от меня. Полковник, будь готов. Смотри перед собой…

– Есть!

– Я стреляю, ты рубишь мутанту голову.

– Готов.

– Полковник, я тебя не вижу. Подожди, прикрою. Если они реагируют на движение, то нападут на тебя. Тот, что возле меня, точно бро…

Мутант исчез, словно растворился в пространстве, теперь выругался я и прокомментировал увиденное.

– Только бы не хлынул дождь… Дождик, повремени, иначе я ничего не увижу.

Хлоп! Хлоп! Хлоп! Три одиночных из крупнокалиберной снайперки. Пули, способные пробить танковую броню, делают в человеке огромные дырки, выходное отверстие такое, что кишки и позвоночник наружу.

За сосновыми стволами замелькал силуэт бегущего Полковника. При всем желании я не мог ему помочь и приказал Пуле:

– Прикрывай Полковника, скорее всего, они на него нападут.

– Ок.

Сперва грохнула граната, потом сердито заворчал гром, черную тучу разорвала молния. Кто-то заорал нечеловеческим голосом. Сосновые стволы скрывали от меня поле боя. Хлопала снайперка, матерился Ганн: