Все эти надежды вроде бы подкреплялись тем, что ООН (членство в которой Венгрия получила в 1955 году) могла рассматриваться как нейтральный международный форум по урегулированию кризисов, резолюции которого, следовательно, могли быть приняты самим Советским Союзом. С другой стороны, можно утверждать, что этот же форум оказался эффективным средством сдерживания коммунистической экспансии во время Корейской войны. На этом прецеденте основывались надежды многих, кто считал, что посредничество ООН может привести к "второму корейскому делу" в Венгрии. В действительности же ООН могла эффективно действовать только в тех случаях, когда конфликт, подлежащий урегулированию, не был конфликтом между сверхдержавами или их союзниками. Во время Корейской войны Советский Союз в первый и последний раз отказался участвовать в заседаниях Совета Безопасности ООН, что невольно открыло дорогу к созданию западной военной коалиции против северокорейской агрессии под эгидой ООН. Однако интервенция ООН в Корее оказалась исключительной возможностью, которая смогла лишь сдержать коммунистическую экспансию, но не была направлена на ее свертывание.

Практически с самого начала восстания в различных революционных программах особое место отводилось требованию вывода советских войск из Венгрии, что обычно рассматривалось как необходимое условие для общего восстановления независимости страны. Единственным вопросом, по которому единодушно согласились широкие массы революции, было требование суверенитета; они были менее уверены в том, что должно произойти после обретения независимости. Многие представляли свое будущее по югославскому образцу: своеобразный венгерский социализм, свободный от политических искажений сталинизма, параллельно с внешней политикой без обязательств. Эта концепция в то время была популярна преимущественно среди интеллигенции и в некоторой степени среди рабочих. Другие, однако, считали, что только парламентская демократия западного образца будет правильным решением: для них буржуазная конструкция правительства и политический нейтралитет Австрии, провозглашенный всего за год до этого, были наиболее привлекательными примерами. Однако нехватка времени и подавление революции не позволили выяснить, насколько популярны были эти концепции на самом деле.

Таким образом, венгерское общественное мнение было единодушно в вопросе о суверенитете, а все политические программы основывались на желании остаться вне блоков великих держав. Это желание нашло отражение в двух взаимосвязанных требованиях, которые к последним числам октября стали общими: выход из Варшавского договора и провозглашение нейтралитета Венгрии. Всеобщей популярности идеи нейтралитета во многом способствовала рациональная на первый взгляд (хотя, как оказалось, ошибочная) предпосылка, что Советский Союз не увидит в нейтральной Венгрии никакой повышенной угрозы безопасности. Кроме того, было распространено мнение, что, поскольку Советы согласились на вывод войск из Австрии в 1955 году путем переговоров, они вполне могут рассмотреть возможность сделать то же самое в Венгрии.

Однако соглашение по Австрии стало результатом подлинного компромисса великих держав, в котором обе стороны, как Восток, так и Запад, были удовлетворены достигнутыми результатами. Советы добились нейтрализации Австрии, которая не могла стать членом НАТО. Это вбило "нейтральный клин" (Швейцария и Австрия) между северным и южным флангами НАТО, что Советы восприняли как важный геостратегический выигрыш. Теперь мы знаем, что вопрос о государственном договоре с Австрией рассматривался Москвой как неотъемлемая часть всего германского вопроса, поскольку австрийцы для советского руководства были просто немецким народом. Поэтому еще одной важной советской целью было добиться окончательного отделения Австрии от Германии, чтобы она не смогла снова усилить (Западную) Германию. Не менее важной для них (и также оказавшейся иллюзорной) была идея, что, "поработав" над Австрией, можно добиться того, чтобы она приняла "восточную" (или финскую) модель нейтралитета.

С другой стороны, западные великие державы могли бы приветствовать отказ Москвы от своей зоны оккупации в восточной Австрии и обеспечить развитие страны как части западного мира. Однако признание Советским Союзом нейтралитета Венгрии, страны, на 100 % находящейся в советской сфере влияния, было бы огромной односторонней уступкой. Это, очевидно, с учетом стратегически важного географического положения Венгрии, совсем не соответствовало бы логике "холодной войны" и правилам игры, по которым играли великие державы. Примером того, как могут сохраняться мифы, может служить распространенное и сегодня предположение, что именно западные державы настояли на нейтралитете Австрии, поскольку это дало бы прецедент, на котором можно было бы основывать надежды на то, что их давление сможет добиться нейтралитета и Венгрии. На самом деле все было наоборот. Вечный нейтралитет Австрии был условием Москвы для вывода войск, и именно американские лидеры приняли его с неохотой.

Ветераны 1956 года, журналисты и политики за последние пятьдесят лет много писали о цели, сути и значении Венгерской революции: чего хотело и чего не хотело общество в 1956 году. Неудавшаяся, незавершенная, прерванная революция всегда дает людям хороший шанс оценить события и сделать выводы, соответствующие их собственному мнению. Что должен сделать историк, насколько это возможно, так это применить знание всех доступных источников и способности к тщательному анализу для реконструкции событий и исторических процессов с максимальной достоверностью. Но в задачи историка не входит практика "ретроспективной футурологии". Общество ожидает, что эксперты будут избегать вопросов типа "что было бы, если бы". Поэтому, если историки, пишущие о 1956 годе, вообще затрагивают вопрос о его возможных "итогах", они обычно довольствуются общими и довольно расплывчатыми оценками, говоря о том, что смена строя в 1989 году по сути выполнила главные цели революции 1956 года, установив демократию и независимость.

Однако сложно понять, как можно "прогнозировать" ретроспективно события, которые на самом деле не произошли. Революция не могла быть успешной в тогдашней мировой политической ситуации, но это не мешает нам моделировать процессы, которые по своей сути присутствовали в 1956 году. Надежная оценка прерванного, незавершенного революционного процесса не может быть основана только на взглядах, мнениях, политических намерениях и мотивах, озвученных в то время. Ключ лежит в тщательном изучении имманентных, латентных тенденций. Историк, пытающийся провести такую реконструкцию, должен сравнить события в Венгрии с аналогичными по сути событиями, происходившими в других странах мира в другое время. В странах Восточного блока было несколько восстаний, но особенно поучительным представляется процесс 1989-90 годов, в ходе которого были разрушены коммунистические режимы в Восточно-Центральной Европе. Можно сделать выводы и составить ретроспективный прогноз - наметить тенденцию, которая не могла возникнуть при данных обстоятельствах, но которую логика событий подсказывает как наиболее вероятную модель развития, если бы не вмешательство извне. Анализ исходит из едва ли опровержимого тезиса о том, что, если бы не советское вмешательство 4 ноября, в Венгрии вскоре были бы назначены свободные выборы. Требование их проведения существовало с самого начала, и революционное мнение было единым по этому вопросу 3 ноября, в последний день "мира". Правительство Имре Надь