направленная на подавление восстания и свержение венгерского правительства. Именно в этой безнадежной ситуации венгерское правительство пошло на радикальный шаг и в одностороннем порядке немедленно вышло из Варшавского договора, объявив страну нейтральной.

На переговорах с посланниками по урегулированию кризиса Микояном и Сусловым, проходивших в Будапеште с 24 по 31 октября, Имре Надь все это время пытался добиться от московских лидеров значительных уступок, отчасти опираясь на давление общественности, но в то же время он прилагал все усилия, чтобы сохранить доверие Советов. Как политик, слишком хорошо знавший советскую имперскую политику, он прекрасно понимал, что судьба революции зависит от того, как долго Москва сможет терпеть перемены в Венгрии и когда придет к решению, что шансы на политическое урегулирование потеряны окончательно. Так что в подобной ситуации Надь вряд ли, по собственному желанию или под давлением общественности, пошел бы на столь односторонний и откровенно провокационный шаг, если бы видел хоть какой-то шанс договориться с Советами. К началу ноября ситуация стала настолько безнадежной, что никакие меры венгерского правительства не могли ее ухудшить. Таким образом, мнения о том, что денонсация Варшавского договора и декларация о нейтралитете были непродуманными и поспешными, бросающими вызов новой советской интервенции, оказались бы несостоятельными. Напротив, парадокс ситуации заключается в том, что решение, принятое правительством 1 ноября, было настолько же рациональным - просто потому, что теперь уже нечего было терять, - насколько иррациональным и нереальным было требование общественности к кабинету Надь пойти на такой шаг.

Однако правомерно спросить, на что Надь рассчитывал после этого беспрецедентного за всю историю советского блока шага и каким образом он на самом деле пытался предотвратить полный крах. Естественно, вряд ли существовал шанс, что советские лидеры всерьез воспримут венгерский нейтралитет и, пусть и нехотя, смирятся с неизбежным и выведут свои войска из страны, раз и навсегда оставив Венгрию на произвол судьбы. Хотя в своих посланиях, направленных генеральному секретарю ООН 1 и 2 ноября, венгерский премьер-министр просил помощи у четырех великих держав для защиты нейтралитета страны, в действительности он не возлагал особых надежд на поддержку Запада или ООН. Сегодня совершенно ясно, что Надь, которого раньше часто характеризовали как нерешительного политика, плывущего по течению, прозорливо ухватился за единственную возможность, которая сулила хотя бы минимальный шанс на выживание: он пытался оказать давление на Советы косвенным путем.

Фактически, такое же отношение характеризовало его действия 1 ноября: услышав новость о вводе новых советских войск в страну, он дважды лично и один раз по телефону говорил с послом Андроповым в то же утро, пытаясь убедить его дать хоть какие-то гарантии того, что операция будет отменена и дальнейшие войска не будут пересекать границу. Однако, поскольку поведение Андропова дало Наги понять, что он больше не пользуется доверием Советов и что они пытались ввести его в заблуждение, в то же утро он созвал кабинет министров для обсуждения критической ситуации. Они приняли единогласное политическое решение, что правительство должно объявить о нейтралитете страны. Поскольку этот пункт был опущен в ранее известном протоколе заседания, текст стоит привести полностью:

В целях прекращения вооруженных столкновений и обеспечения полной и окончательной независимости страны кабинет министров обсудил вопрос о нейтралитете. Кабинет единогласно согласился с позицией, согласно которой правительство должно объявить о нейтралитете страны. Пока что [кабинет] воздерживается от решения, какую форму нейтралитета следует выбрать (Швейцария, Австрия или Югославия). В этот же день Геза Лосончи подготовит проект коммюнике для публичного объявления, а также одновременно информационную записку для дипломатического корпуса, проект телеграммы генеральному секретарю ООН и, наконец, объявление для прессы и радио.

Единственным конкретным решением кабинета, однако, было обращение к премьер-министру с призывом немедленно заявить Андропову протест против последнего вмешательства советских войск, а дальнейшие шаги зависели от реакции посла на этот протест; иными словами, было принято предварительное решение о том, что в случае неудовлетворительного ответа протест будет направлен во все дипломатические миссии, а также в ООН, и коммюнике по нему будет обнародовано.

Сразу после заседания кабинета министров Надь вызвал Андропова и выразил решительный протест против вмешательства советских войск. В своем ответе, направленном Наги через несколько часов, Андропов заявил, что Советский Союз направил в Венгрию часть войск государственной безопасности лишь для восстановления порядка и дисциплины среди войск, уже размещенных в стране.

Учитывая чрезвычайную ситуацию, Надь вновь созвал кабинет во второй половине дня 1 ноября, куда был приглашен и Андропов. Тем самым премьер-министр, скорее всего, хотел, чтобы посол убедился в том, что правительство едино оценивает ситуацию; таким образом, в результате планируемой интервенции Советам придется считаться не только с сопротивлением венгерского общества, но и с оппозицией единого руководства. Поскольку члены кабинета не сочли объяснения Андропова по поводу новой интервенции советских войск удовлетворительными, по предложению Надь орган принял единогласное решение (включая Яноша Кадара) о том, что Венгрия должна выйти из состава Варшавского договора, объявить о нейтралитете страны и обратиться за помощью в ООН, попросив четыре великие державы оказать содействие в защите нейтралитета страны и в то же время потребовав срочно включить венгерский вопрос в повестку дня ООН.

Сразу после заседания кабинета Надь отправил телеграмму генеральному секретарю ООН Дагу Хаммаршельду с просьбой к четырем великим державам помочь защитить нейтралитет Венгрии и срочно включить этот вопрос в повестку дня предстоящей Генеральной Ассамблеи.⁴⁶ Таким образом, правительство Имре Надя обратилось к западным великим державам и Организации Объединенных Наций - с идеалом нейтралитета австрийского образца - в последней попытке остановить растущую угрозу советского вторжения. Сам Надь, тем не менее, прекрасно осознавал крайнюю маловероятность активной помощи со стороны западных великих держав или ООН; он также был хорошо знаком с советской имперской политикой и поэтому понимал, что в существующем международном политическом контексте также очень маловероятно, что советское руководство, для которого подавление революции никогда не было вопросом более чем логистики, откажется от одного из своих стратегически важных доминионов только потому, что правительство там объявило о своей независимости.

Таким образом, Надь прилагал все усилия, чтобы сохранить возможность переговоров с Советами даже в самой безнадежной ситуации. Даже в этот драматический момент он приготовил сюрприз: прекрасно оценив ситуацию в том смысле, что единственной помехой для Советов в данных условиях могло стать участие ООН, он сказал Андропову, что, если Советский Союз остановит дальнейшее продвижение своих войск и отведет их к своим границам, венгерское правительство в свою очередь незамедлительно отзовет запрос, направленный в ООН, но страна при этом сохранит нейтралитет. После встречи Надь еще полчаса пытался убедить Андропова, что, несмотря на решение кабинета, он все