Виктория закусила губу.

– Я последнее время стала даже думать, что это убийца за мной следит, – наконец выдавила она из себя. Ей хотелось плакать.

– Извини. Я не хотел тебя пугать… Честно, не хотел.

Вот сейчас я расплачусь, подумала она, и он сядет рядом со мной, и возьмет меня за руку… и, может быть, поцелует… а потом…

А потом, сказала трезвомыслящая Виктория, я буду носить ему в тюрьму передачки. Большое спасибо, прекрасный финал отношений. Вера будет наслаждаться жизнью где-нибудь на Сейшелах или Мадейре, где круглый год плюс 25°С и светит солнце, загорать и заниматься любовью с местными мачо, а Виктория…

Ну да, так и будет: Вера в который раз снимет сливки и сбежит, а ее оставит собирать осколки. Прости, милый муж, все было замечательно, но твоя перспективность резко понизилась с тех пор, как ты угодил в тюрягу. И вообще, мы уже давно не ладили, развод и девичья фамилия, и не забудь отписать мне побольше, зря, что ли, я с тобой жила. Трам-парам. Ну а Виктория тебя до сих пор любит, опять же, есть в наличии и сестричка, адью, меня ждут прекрасные острова и пляжи с белым песком, не скучай в заключении, привет Ходорковскому. Трам-парам.

Нет, твердо сказала себе Виктория, я не хочу участвовать в этой игре. Я, черт возьми, заслужила больше, чем эти объедки счастья в виде будущего заключенного, которому к тому же было на меня плевать в течение многих лет.

Ваши объедки? Вот сами их и кушайте. Только смотрите, не подавитесь.

И она уставилась на маятник часов, который мерно раскачивался туда-сюда, – лишь бы не глядеть на Сергея. Так прошло несколько секунд.

– А ты много написала, – заметил Брагин, кивая на полки с ее книгами.

– Да нет, – равнодушно ответила она. – Не так уж много.

– Детективы пользуются популярностью, да?

Он говорил не то чтобы заискивающе, но с явной целью умилостивить Викторию, умаслить разговором о ее книгах. Но это не смягчало ее, а, напротив, показалось ей сейчас наивным и нелепым.

…И Виктория снова подумала, когда же он наконец уйдет. Сергей стал по-настоящему ее стеснять. Слишком много места он занимал в ее прошлом, – и, как будто этого было мало, оказалось, что и в настоящем она не может без него обойтись.

– Смотря какие детективы, – буркнула она. – Множество авторов пишет чепуху, которая никому не нужна, хотя ее сметают с прилавков.

– И много писательство приносит денег? – полюбопытствовал Сергей.

– Зависит от тиражей. Но для тебя, наверное, это не деньги.

Он улыбнулся и поднялся с места, словно почувствовал ее желание выпроводить его поскорей.

(Неужели в самом деле почувствовал?)

– Да ладно, я рад, что у тебя все нормально. Ну а деньги… – Он пожал плечами. – Может, ты скоро разбогатеешь, как знать? В жизни всякое бывает… И будешь такой же богатой, как я.

– Шутник, – проворчала она, выходя вслед за ним в переднюю.

Он уходил из ее жизни, и, наверное, уходил навсегда. Она смотрела, как он обувается, надевает плащ, повязывает шарф, и ее стало грызть раскаяние. Она могла бы ему сказать… предупредить…

И ради него – подставить себя под удар? Лиза далеко не глупа, она сразу же догадается, кто его предупредил…

«Да вздор все это, – успокаивала себя Виктория. – С его-то связями, с его знакомствами… он что, не узнает, что за ним охотятся? И вообще… Если он действительно замешан в чем-то грязном, пусть сам разбирается. Людей он, наверное, все-таки не убивал, но прийти к таким деньгам с чистыми руками точно не мог».

Успокоив себя безупречным доводом, она ясно улыбнулась Сергею и открыла дверь.

– Ну, пока, – пробормотал он. – Ты это… если что… звони. Да.

Она не стала напоминать ему, что не знает его телефона. Но память у Сергея оказалась лучше, чем она думала. Он вытащил из кармана визитку и положил ее на тумбочку, после чего посмотрел на Викторию долгим, внимательным взглядом.

– Ладно, – сказал он. И все-таки поцеловал ее – в щеку, торопливо, как целуют на прощание близкого, но вместе с тем и бесконечно далекого человека.

У Виктории все внутри перевернулось от его прикосновения, Сергей улыбнулся, бросил на прощание: «Не провожай меня» – и стремительным шагом вышел.

Чувствуя в душе скверную, словами не передаваемую пустоту, она закрыла дверь и прислонилась к стене.

Чтобы успокоиться, Виктория механически выругалась вслух, но и это не помогло. Напротив, она ощутила себя еще гаже.

На ватных ногах она двинулась в комнату, пытаясь думать о чем-то отвлеченном – не о Сергее, не о запутанном деле, в которое она оказалась втянута. Старинные часы пробили три и начали наигрывать нежную мелодию.

А потом ее оглушил грохот взрыва.

Оконные стекла жалобно задребезжали, но не вылетели, когда до них докатилась взрывная волна. Во дворе разом взвыла сигнализация десятков машин, где-то истошно залаяла собака, и с улицы донеслись пронзительные женские крики и визг, который все длился и длился на неправдоподобно высокой ноте.

«Неужели…»

Ужас горяч, нет – настоящий ужас подобен раскаленным углям, которые сжигают вас изнутри.

И самое желанное слово, когда вы сожжены дотла отчаянием, – нет.

Нет. Я не хочу, чтобы так было. Нет!

Дверь, лифт опять где-то стоит, ступеньки, стена проносится перед глазами, на стене какие-то идиотские надписи, но все мимо, мимо…

Я не верю, не верю, не ве…

Она споткнулась, упала, ободрала колено, но вскочила и бросилась дальше, вниз по ступеням, из полутемного подъезда (одну из двух лампочек, как всегда, сперли), во двор…

Только не Сергей, о боже, только не он!

Ветер врывается в сожженные отчаянием легкие, раздувает волосы. И в то мгновение, когда она выбегает во двор, машину Сергея сотрясает второй взрыв.

Викторию отбросило назад, но она даже не почувствовала боли. Взгляд ее был прикован к темному силуэту на переднем сиденье машины, охваченной огнем.

Три часа.

Ровно три.

Я могла его задержать! Я должна была это сделать!

Машина пылала, из нее вырывались языки пламени, и со звоном лопались последние стекла. Виктория приподнялась, кто-то подбежал к ней, помог встать на ноги – та самая бабка, любительница кадок, которая была ей так несимпатична. Но сейчас Виктория едва ее заметила.

Сигнализация машин, стоящих во дворе, выла и верещала, словно те оплакивали своего взорванного собрата. В воздухе стоял отчетливый запах горелого мяса, и Виктория не сразу поняла, что это люди догорают в машине.

В душе ее, вопреки всему, что она видела и чувствовала, шевельнулась безумная надежда – та, что не умирает никогда и до последнего заставляет бороться. Виктория рванулась из цепких лап бабки туда, где полыхал огненный гроб… но ее схватили, на сей раз какой-то мужчина. Виктория вывернулась…