Она поняла, что ведет себя точь-в-точь как героиня своего предыдущего романа, и бог весть отчего рассердилась на себя. Однако придумать никакой альтернативы Виктория не успела, потому что раздался звонок в дверь.

«Никита или следователь?»

Однако это оказался ни тот и ни другой.

– Привет, – сказал Сергей, стоя на пороге. За его спиной маячили фигуры Владлена и еще одного охранника. Судя по всему, оба эти гражданина были сработаны из одного и того же сорта дерева – дуба, слегка модифицированного под живую плоть.

Виктория так растерялась, что у нее слова не шли с языка.

– Можно войти? – спросил Сергей. – Я тут мимо проезжал… Решить тебя навестить.

Он вошел, небрежным жестом оставил охрану за порогом, и Виктория закрыла дверь, чувствуя себя лишней в своей квартире. Слишком уж легко ее гость решал все за всех.

– Ты одна? – спросил Сергей.

Она кивнула. Вторжение чужака, вот в чем дело. Не когда-то близкого человека, не малоприятного воспоминания, а просто – чужака.

И поэтому ей так некомфортно, и слова не идут с языка.

«А если бы я осталась с ним? Стал бы он таким же?..»

Она вспомнила слова Лизы: «Он убивал людей», вспомнила, какими путями некоторые знакомые ей крупные – и даже уважаемые – бизнесмены приходили к своему богатству, и ей сделалось совсем неуютно, и невольно подумалось: «Поскорее бы он ушел».

И тут же ей стало стыдно, потому что человек, стоявший в прихожей ее скромной квартиры, был обречен, и их общая одноклассница Лиза охотилась за ним, как в былые времена охотились за крупным зверем, и, судя по всему, Сергею не суждено было ускользнуть. У Виктории защемило сердце.

«Я не могу в этом участвовать… Я должна ему сказать».

– А у тебя тут ничего, миленько, – заметил Сергей.

Ее обозлил тон его фразы, который она нашла барски-снисходительным (хотя он пытался всего лишь сказать комплимент), и она ничего не ответила.

«Ничего ему не сообщу… Если Лиза работает в конторе, о которой я думаю… они устроят мне такие гадости, что мало не покажется».

Он снял обувь, плащ и прошел в комнату. Виктория покосилась на плащ: «Уж не Сергей ли всех убивает? Но – зачем?»

И вошла в гостиную вслед за человеком, которого то подозревала в четырех жестоких убийствах, то готова была спасти, обрекая тем самым себя на серьезнейшие неприятности.

Сергей осмотрелся, задержался взглядом на трех полках, где стояли авторские экземпляры ее книг, и с улыбкой обернулся к ней.

– А я помню твою квартиру, – объявил он. – Я ведь тут был.

Виктория не стала ему говорить, что это бывшая жилплощадь ее бабушки и что навещать ее он мог только в квартире ее родителей, которая находилась далеко отсюда. В конце концов, это были детали, которые ничего не меняли.

– Можно сесть? – спросил Сергей.

Все-таки его стало тяготить ее молчание. Виктория устыдилась.

– Конечно, – пробормотала она. – Что будешь? Чай, кофе?

– Да нет, ничего не надо, – ответил он и сел, косясь на розу в вазе. – Поклонник подарил?

– Не без того.

…Все происходящее походило на дурно выстроенную театральную мизансцену, на грошовые халтурные российские сериалы, которые она терпеть не могла. Виктория не знала, куда деть руки, и смутно понимала, что стоять, когда Сергей сел, не имеет смысла. Поэтому она присела на диван напротив гостя, но девать руки было по-прежнему некуда, и машинально она избрала классическую позу закрытого человека – скрестила их на груди.

– Как твои дела? – спросил Сергей.

Она неопределенно повела плечом. Теперь ей смешно было даже вспоминать, что она когда-то в мелочах представляла себе, как они встретятся где-нибудь и что произойдет во время их встречи. Ведь мир тесен, и они вполне могли пересечься – ну, допустим, в аэропорту, или на вечеринке, или просто на улице, в магазине, в ресторане. И тогда могло бы произойти многое, и было бы сказано еще больше…

Но на самом деле прошло шестнадцать лет, и она не хочет его знать.

Не хочет, хотя он сам пришел к ней, и этот визит в чем-то сродни капитуляции.

«Сказать ему о Лизе или нет? Или – это его жизнь, его дела, пусть сам с ними разбирается?»

– Кажется, ты не рада меня видеть, – заметил Сергей.

Он грустно улыбнулся, и эта улыбка почти вернула ей Сергея прежнего – простого, хорошего, обаятельного парня, которого она любила. Улыбка стерла с его лица выражение «да крутой я, крутой, чего там мелочиться», и Виктория поймала себя на том, что улыбается ему в ответ.

– Я не ожидала… Столько времени прошло…

– Многовато, да?

– Не без того.

– А я тебя вспоминал, – заметил он.

«Угу, вспоминал, как же… Лежа на Вере… или на ком-нибудь еще».

В мыслях своих Виктория порой бывала адски вульгарна. Впрочем, сама жизнь вульгарна, и от этого никуда не деться.

– Ну и новости про тебя ко мне доходили, конечно… Что ты стала книжки писать… как всегда хотела.

– Неужели ты читал мои книги? – осведомилась Виктория, и вопрос получился колючим, с неприятным ехидным подтекстом.

Сергей смутился:

– Нет… Не читал. Как-то не сложилось, знаешь ли…

«Потому что тебе просто было на меня наплевать», – мысленно закончила она.

Виктория не могла объяснить почему, но именно это пренебрежение к ее книгам задело ее больше, чем любое оскорбление, любая личная обида.

– А ты? – настойчиво спросил он, подавшись вперед и сверля ее взглядом. – Ты меня вспоминала?

– А ты-то сам как думаешь?

– Значит, вспоминала. – Он улыбнулся озорной мальчишеской улыбкой, и Виктория похолодела. Он словно помолодел на пятнадцать лет. – А почему не давала знать о себе?

Это было так неожиданно, что она вначале решила, что ослышалась.

– В смысле?

– В смысле, я человек все-таки известный… Могла бы позвонить… хоть раз.

– Кому, тебе? У меня нет твоего телефона.

– Ну да. А найти номер моего секретаря что, очень трудно?

Виктория откинулась на спинку дивана. Ситуация начала ее забавлять.

– То есть я должна была звонить тебе, навязываться и вспоминать пионерские времена? Так, что ли?

– Ну почему навязываться… – обиженно протянул он. – Не чужие же люди все-таки.

Ух ты, как интересно все складывается. Сейчас он огорошит ее открытием, что это именно она была виновата в их разрыве. Как пить дать, огорошит… или она ничего не понимает в мужчинах.