– Все возможно, – признался Пуаро. – Он совершенно точно отобедал в гостинице, но когда покинул ее, сказать трудно. Вернулся он около половины первого.

– Тогда, значит, это был он, – резюмировал врач. – А если это так, то преступление совершил тоже он. У него был мотив и орудие убийства под рукой. Но, мне кажется, такой вариант вас не устраивает?

– Я… у меня есть другая идея. Скажите мне, месье le Docteur[64], если представить на минуту, что убийство совершила сама леди Астуэлл, – выдала бы она себя в гипнотическом трансе?

Доктор присвистнул.

– Так вот вы к чему ведете! Леди Астуэлл – убийца… Что ж, такое тоже возможно, хотя до этого момента не приходило мне в голову. Она последней заходила к нему, и после этого никто не видел его живым. Что касается вашего вопроса – я вынужден ответить на него отрицательно. Погружаясь в гипнотический транс, леди Астуэлл должна была дать себе твердую установку ничего не говорить о своей роли в преступлении. Поэтому она честно отвечала бы на мои вопросы, но когда дело доходило бы до этого, просто замолкала бы. Хотя в этом случае меня удивляет, что она так настаивала на виновности мистера Трефьюзиса.

– Понимаю, – сказал Пуаро. – Но я ничего не говорил о том, что верю в виновность леди Астуэлл. Это просто предположение, не более того.

– Очень интересный случай, – сказал доктор, подумав пару минут. – Если Чарльз Леверсон действительно невиновен, то появляется масса вероятностей: Хамфри Нэйлор, леди Астуэлл и даже Лили Маргрэйв.

– Вы не упомянули еще одного человека. Виктора Астуэлла. Если верить его собственному рассказу, то он сидел с открытой дверью и дожидался возвращения Чарльза Леверсона, но никто не может это подтвердить, вы меня понимаете?

– Это он – тот парень с дурным характером, о котором вы мне говорили? – уточнил доктор.

– Именно, – подтвердил Пуаро.

Казалет встал.

– Ну что ж, мне пора возвращаться в город. Вы же расскажете мне потом, чем все закончится, да?

Когда доктор ушел, Пуаро звонком вызвал Джорджа.

– Принесите мне чашечку травяного отвара, Джордж. У меня нервы на пределе.

– Конечно, сэр, – ответил слуга. – Сейчас приготовлю.

Спустя десять минут он принес своему хозяину дымящуюся чашку. Пуаро с удовольствием вдохнул дурманящий аромат. Попивая отвар, он разговаривал с самим собой:

– Охота – она везде разная. Лису ловят на лошадях и с собаками. Крики, шум, и все зависит от скорости. Сам я на оленей никогда не охотился, но знаю, что в этом случае надо много-много часов ползти на собственном брюхе. Об этом мне рассказывал мой друг Гастингс. Но мы не должны пользоваться ни одним из этих способов, мой добрый Джордж. Лучше поразмышляем о кошке в доме. Долгими изматывающими часами она следит за мышиной норкой, не шевелясь и не тратя никакой энергии, но при этом… при этом никуда не уходит.

Детектив вздохнул и поставил пустую чашку на блюдце.

– Я просил вас взять вещей на несколько дней. Завтра, мой добрый Джордж, вы поедете в Лондон и привезете вещей на две недели.

– Очень хорошо, сэр, – ответил Джордж, как всегда, безо всяких эмоций.

Кажущееся бесконечным пребывание Эркюля Пуаро в «Мон Репо» действовало на нервы многим людям. Виктор Астуэлл даже высказал свой протест по этому поводу своей невестке.

– Все это очень здорово, Нэнси, но ты не знаешь, какими бывают эти ребята. Нашел себе, понимаешь ли, удобное жилье и, судя по всему, собирается провести здесь не меньше месяца, при этом получая с тебя по две гинеи в день.

Леди Астуэлл ответила ему в том смысле, что сама в состоянии разобраться в своих делах.

Лили Маргрэйв честно пыталась скрыть свое смятение. В какой-то момент ей показалось, что Пуаро поверил ее рассказу. Теперь она не была в этом так уверена.

Нельзя сказать, что детектив вообще ничего не делал. На пятый день своего временного пребывания он принес на обед небольшой альбом для фиксации отпечатков пальцев. В качестве метода сбора отпечатков пальцев у жителей дома такой способ показался всем бестактным. Хотя, может быть, и не таким уже бестактным, поскольку никто не мог себе позволить не сдать отпечатки. И только после того, как маленький человечек удалился на покой, Виктор Астуэлл посмел высказать свое отношение к произошедшему.

– Вот видишь, чего ты добилась, Нэнси? Он охотится за одним из нас.

– Не говори глупостей, Виктор.

– А как еще можно объяснить присутствие этой чертовой книжицы?

– Месье Пуаро знает, что делает, – самодовольно заявила леди Астуэлл и многозначительно посмотрела на Оуэна Трефьюзиса.

В другой раз Пуаро предложил игру, заключавшуюся в розыске следов с помощью листа бумаги. На следующее утро, войдя своей неслышной, кошачьей походкой в библиотеку, детектив до смерти испугал Оуэна Трефьюзиса, который вскочил из кресла так, как будто в него кто-то выстрелил.

– Вы должны извинить меня, месье Пуаро, – чопорно сказал молодой человек, – но вы держите всех нас в жутком напряжении.

– Да неужели? – невинно удивился детектив.

– Должен признать, – продолжил секретарь, – что дело Чарльза Леверсона не кажется мне требующим колоссальных усилий, но вы, судя по всему, не разделяете мою точку зрения.

Все это время Пуаро стоял, глядя в окно. Неожиданно он повернулся лицом к молодому человеку.

– Я кое-что скажу вам, мистер Трефьюзис, но это должно остаться между нами.

– Слушаю вас.

Казалось, Пуаро никуда не торопится. Несколько минут он колебался, а когда начал, его первые слова как раз совпали с грохотом входной двери. Для человека, желающего сохранить тайну, говорил он довольно громко – его голос перекрывал шаги, звучавшие в холле.

– Так вот, строго между нами, месье Трефьюзис. Появилась новая улика. И с помощью этой улики мы докажем, что к тому моменту, когда мистер Леверсон зашел в Башенную комнату в ту ночь, сэр Рубен был уже мертв.

Секретарь уставился на него.

– А что это за улика? Почему мы о ней до сих пор ничего не слышали?

– Еще услышите, – произнес маленький человечек загадочным голосом. – А пока этот секрет знаем только мы двое.

Легкой походкой он вышел из комнаты и чуть не столкнулся в холле с Виктором Астуэллом.

– Вы только что вернулись, Monsieur?

Астуэлл кивнул.

– На улице жуткая погода, – сказал он, тяжело дыша. – Холод и сильный ветер.

– Ага, – сказал на это Пуаро, – тогда сегодня я не пойду на прогулку. Я ведь как кошка – предпочитаю сидеть у огня, в тепле.

– Всё ça marche[65], – сказал он в тот вечер своему верному слуге, потирая при этом руки. – Теперь они все у меня на крючках. Трудно притворяться кошкой, Джордж, и терпеливо ждать у моря погоды, но это работает, да, прекрасно работает. Завтра мы сделаем следующий шаг.