алкоголя глаза и пару минут смотрел на Марту, будто бы соображая, кто же она такая, затем тряхнув головой промолвил:

— Марта, что такое?

— Девушка, Катя, господин фон Вольф, ее нет нигде в доме, а документы на столе, — она в ужасе протянула ему мою сумку.

— Черт, — Габриель выругался и быстро вышел в коридор.

Наспех умывшись и одевшись, он направился к входной двери. В этот момент в доме прозвучал звонок телефона и Марта поспешно подняла трубку:

— Слушаю, господин фон Рихтер. Какой кошмар! Я все поняла, сейчас передам, — Марта с расширенными от ужаса глазами пообщалась с собеседником и медленно положила трубку.

— Что там такое? — заорал на нее Габриель.

— Господин майор, только что звонил господин фон Рихтер, он сказал, что Катя в больнице. Он ее из гестапо забрал, — Марта стояла и со слезами на глазах сообщала ему новость. — Он просил вас приехать.

Взревев от накативших чувств Габриель выскочил на улицу и поехал ко мне в больницу.

В коридоре его встретил Алекс. Обычно спокойный и сдержанный мужчина сходу схватил Габриеля за китель и швырнув об стену заорал на него:

— Что ты с ней сделал? Что ты, скотина, сделал с девочкой? Это твоих рук дело? Как она оказалась в гестапо? Ее топили около часа, потом чуть не изнасиловали! Я ее еле живой забрал оттуда!

— Габриель, это не я, мы просто поссорились. Моя вина только в том, что я выставил ее на улицу и не проверил, были ли у нее при себе документы. Я не хотел!

— Как ты мог так поступить?

— Я не знаю, мы просто начали ссориться, черт, так вышло!

— Я ничего не хочу слышать! Ты мой друг, Габриель, но ты чудовище! Все то же чудовище, в которое превратился после смерти своей семьи. Я радовался, думая, что ты стал прежним. Думал, что эта девочка, которая там сейчас лежит, смогла тебя вытащить из этого состояния. Но нет! Тебя уже ничто не вернет, ты слишком погряз в своей бесчеловечности, — закончил Алекс, презрительно смотря на своего друга.

— Алекс, — начал было что-то говорить Габриель, но был встречен таким взглядом, что решил замолчать.

— Я не знаю, что она сделала тебе. Да что вообще может сделать юная девчушка взрослому мужчине? Что, Габриель!? Она так на тебя смотрела, по-детски наивно выражая свои чувства, а ты, прожженный жизнью мужчина вытер свои сапоги о нее! Этому нет ни объяснения, ни оправдания, — гневно бросив в лицо Габриелю речь, каждое слово которой как клинок резало немца, замолчал.

— Я не хотел. Я просто вышел из себя.

— Вышел из себя? Ты этим так себя оправдываешь?

— Нет, не оправдываю.

— Габриель, зачем ты пытаешься завязать отношения? Может проще, как раньше? Пара ночей и до свидания? И тебе не в тягость, и женщина не тешит себя напрасными надеждами.

— Почему ты думаешь, что она тешит себя какими-то надеждами? По-моему, ей на меня наплевать

— Это ей то наплевать? Да она смотрит на тебя, как на бога, когда никто не видит!

— Я не замечал этого.

— Конечно не замечал! Ты вообще замечаешь что-то дальше своего носа после смерти семьи? Ты пытаешься что-то заметить?

— Я просто боюсь, Алекс, — устало проговорил Габриель, опускаясь на стул. — Я боюсь того, что если у меня появится дорогая мне женщина, я потеряю ее и снова останусь один. Когда нет привязанностей и терять нечего.

— Дурак ты. Чувства — это то, что мы контролировать не можем. И пора уже вылезать из своей раковины! Если бы я знал, что ты так себя поведешь, я бы никогда тебя к ней не подпустил! Когда я узнал, что она с тобой, это было для меня ударом. Она же так похожа на Еву, когда та была еще девчонкой. Но я не хотел впутывать Катю в свою судьбу, потому, что сейчас не время, да и мы здесь не прекрасные принцы в глазах местных жителей. Зато ты как обычно вылез на первую линию.

— Я тогда еще ничего к ней не чувствовал. Она была просто еще одной галочкой в череде моих побед.

— Каких побед? Господи! Она же еще практически только со скамьи школьной встала! Откуда это в тебе все взялось, Габриель? Я понимаю страдать, помнить. Но вот чтоб так. Женщины то при чем здесь? Мы солдаты, это война, мы воюем! А твое поведение выходит за эти рамки!

— Я и сам не знаю. Я просто пытался забыться. Понимаешь, я менял их как перчатки, этих женщин. Пару ночей и новая. Еще новая. Я искал тщетно, кто же утолит мое горе. Когда понял, что никто, просто начал злиться и вести себя как подонок. Да ты все и так прекрасно знаешь. А Катя, она как-то смогла, понимаешь? А вчера просто у нас разговор состоялся тяжелый, я дал ей понять, что она мне дорога, но она в ответ промолчала. Так все и получилось.

— А ты не подумал, что она просто еще не понимает, что такое чувства? Что она просто не может разобраться в себе? Такая мысль не пришла тебе в голову?

— Не подумал.

— Конечно, куда же тебе. Ты же должен все получать по первому звонку!

Из моей палаты вышла медсестра и Алекс обратился к ней:

— Как она?

— Спит еще, она проспит еще час, наверное. Вам лучше пойти домой. Мы вам сообщим, когда она придет в себя.

Алекс кивнул и когда медсестра ушла обратился к Габриелю:

— У нас совещание через четверть часа. Мне нужно там быть. Я скажу оберсту, что ты сегодня не придешь, сиди здесь и жди, что скажет доктор. Он после сна должен еще раз ее осмотреть. Мы оба знаем, что может сделать Юрген и насколько он изощрен в пытках. Поэтому молись, Габриель, чтоб она была цела, иначе я тебя убью, — спокойно закончил свою речь Алекс и направился к выходу.

— Алекс, — окликнул Габриель друга. — Я люблю эту девчонку, я очень ее люблю, я не хотел, — хрипло проговорил он и умолк.

Алекс молча посмотрел на друга и так же молча кивнув покинул больницу. Габриель же бессильно опустился на стул возле палаты и стал ждать.

Где-то через час я проснулась и